Болотные огни

Все произошло очень просто: бандиты дошли до заброшенных корпусов, пустых кирпичных коробок, стоявших в лесу, — здесь когда-то начали строить больницу — и скрылись в черном проломе стены. Как в горячке шел Сережа домой. «Нашел, нашел», — думал он.

Недалеко от дома ему повстречался его товарищ Витька, как всегда снедаемый любопытством.

— Что так поздно? Откуда?

Сережа только пожал плечами и хотел было пройти мимо, но не удержался и сказал мрачно:

— Было дело под Полтавой.

— Серега, — умоляюще протянул Витька, — ну скажи…

Сережа ничего не ответил.

— Жадина-говядина, кривое колесо, — в сердцах сказал Витька и пошел домой.

Глава II

Прежний начальник розыска прославился тем, что, зайдя однажды в единственный городской кинематограф, срезал с экрана полотно и продал его на толкучке. Потом оказалось, что на дворе угрозыска каждую неделю устраивается нечто вроде аукциона по распродаже отнятых самогонных аппаратов мрачной толпе их бывших владельцев. Конфискованный самогон бесследно исчезал в недрах розыска. Сотрудники его вечно рыскали по частным столовым, магазинам и чайным в поисках съестного. Частники кормили их и посмеивались. Их это не удивляло. Да и никого не удивляло. В те годы в милицию и розыск нередко проникали не только непригодные люди, но и просто уголовники. Вот почему по всей стране тогда была объявлена чистка. Специальная комиссия обращалась к населению с воззваниями, убеждавшими сообщать о всех нарушениях законности.

«На дороге к лучшему будущему, — писала местная „Красная искра“, — лежат камни преткновения в виде позорных привычек проклятого прошлого. С ними мужественно борется наша красная милиция. Так пусть же она будет чиста, как кристалл. Товарищ! Помоги своей красной власти выявить недостойных! Не бойся! Приходи со всем, только не с пустыми разговорами!»

Начальник розыска был арестован, сотрудники его разогнаны и заменены другими. Тогда же по партийной мобилизации пришел в розыск и Денис Петрович Берестов.

Ему пришлось трудно, это вообще было трудное время для розыска — время банд и кулацких восстаний. Посоветоваться было не с кем. Водовозов, друг и заместитель Берестова, пришел сюда немногим позже и знал немногим больше своего начальника. Денис Петрович сел за литературу, какую только мог достать. Она не принесла ему утешения.

«Без регистрации и идентификации, — читал он, — по единому методу Гальтона и Рашера, без дактилоскопии и сингалетической фотографии, без словесного портрета по системе Бертильона и справочников судимости — без всего этого борьба с преступностью это кустарничество, напрасная потеря сил, времени и средств».

«Дактилоскопия»! — думал он, вспоминая, что у них нет даже фотоаппарата. — Справочники судимости! Хорошо вам, у вас цивилизованные преступники, их пальцы отпечатаны во всех регистрационных бюро, их фотографии и словесные портреты разосланы по всем розыскам, их клички, почерки, шрамы — господи! — родинки, татуировки — все содержится в специальных реестрах, а привычки, профессиональные склонности и даже суеверия описаны в служебных справочниках.

А наши! За болотами, за буреломом, в кулацких селах многочисленные озверелые банды — сегодня они здесь, завтра рассыпались по деревням. Старые криминалисты и те ловят их годами. Что против таких руководства по уголовной технике! И все-таки Денис Петрович читал.

Каждое утро он чем-нибудь поражал Водовозова.

— Что такое система Бертильона?

— Про пальцы, — лениво отвечал Водовозов.

— Это всякий знает. А знаешь, что такое словесный. портрет?

— Не, — еще более лениво отвечал Водовозов.

На следующий день разговор возобновлялся.

— Вот про пальцы ты знаешь. А про зубы ты знаешь? Смотри, что один старикан пишет: по следам зубов, оказывается, можно сделать слепок, а по слепку установить преступника.

— Если он кусается…

— А мундштук, а трубка, а хлеб? Ученье, брат, свет, а неученье, знаешь, тьма.

Водовозов снисходительно улыбался.

После того как Борис побывал в розыске, видел Водовозова и Берестова, всех этих озабоченных людей, занятых важным делом и, казалось, отгороженных от остального мира каким-то магическим кругом, ему особенно захотелось вступить в этот круг. Но Берестов ничего ему толком не обещал, а только сказал: «Посмотрим», и Борис понял, что его станут проверять. Что же, правильно. И все-таки почему-то было обидно. По-видимому, Берестов понял его состояние.

— Чист как кристалл, — шутливо промолвил он на следующий день, — в укоме тебя даже похвалили. — И он внимательно посмотрел на Бориса.

Борис сейчас же понял и покраснел. Да нет, секретарь укома не хвалил, он просто сказал: «Сын такого отца…» Да и не проверял его, наверно, никто.

И вот вместо того, чтобы ловить плотву в заросшей осокой речке Хрипанке и пить холодное, с погреба молоко, Борис стал работать в угрозыске. В клубе под лестницей ему отвели комнатушку, две стены которой были дощатые, две — каменные, оштукатуренные, сохранившие еще следы церковной живописи. По крайней мере, над тем местом, где прислонялась Борисова подушка, была ясно видна босая нога какого-то угодника.