Болотные огни<br />(Роман)

В ту ночь у железной дороги они с Водовозовым кинулись осматривать местность. Берестов — по следу, приведшему к Хрипанке, Водовозов — по другую сторону полотна.

Встретились они через несколько часов в розыске. У Берестова на столе лежали разбухшие в воде сапоги. Водовозов положил на стол плоский бумажный пакет. В нем оказался тонко срезанный слой влажной и плотной, как пластинка, земли.

— Кровь, — сказал Водовозов. — Довольно далеко от путей, на тропинке у болота большое пятно крови.

Берестов присвистнул:

— Вот это да.

Они с Водовозовым молча стояли тогда у окна и смотрели на улицу, где шел дождь. Он шел уже несколько часов и, конечно, смыл все те следы, которые им и ребятам из розыска, прибывшим вслед за ними, не удалось найти.

— Может, бросим в прятки играть? — спросил Денис Петрович.

Водовозов покачал головой.

— А если я догадался? — продолжал Берестов.

— Этого не может быть, — спокойно ответил Водовозов.

— А вдруг?

Павел Михайлович снова покачал головой.

— Еще одно только слово, — торопливо сказал Денис Петрович, — ты веришь этой диверсии?

— Нет, — ответил Водовозов.

И быстро вышел из комнаты, не желая, видно, продолжать этот разговор.

О кровавом пятне, найденном у болота, Денис Петрович ничего не сказал Морковину.

А Прохоров из титовской чайной молчал на допросах. Просто ничего не говорил. Передавать его дело в суд, не установив его связи с Левкой, не имело смысла. А он молчал, вызывая тяжелую ненависть всего розыска. Это было издевательство.

— Ну как? — спросил Денис Петрович у Рябы, только что вернувшегося с допроса Прохорова.

— Да все то же. Молчит. Играет пальцами. Поглядывает в окно, задрыга жизни.

Берестов встал и прошелся по комнате. Эх, как ему было нужно, чтобы Прохоров заговорил!

— Так молчит?

— Молчит, — вздохнул Ряба. — Грешный я человек, не удержался, дал ему по загривку, прости меня матушка, царица небесная.

Ряба поднял глаза к небу и начал было шутливо креститься, когда бешеный удар в челюсть сбил его с ног и шмякнул об стенку.

Медленно поднимаясь и дрожа, с ужасом и яростью смотрел он на Берестова.

— За что?! — крикнул он и бросился на Дениса Петровича.

И тотчас же снова отлетел к стене. Берестов тяжело стоял над ним, сжав кулаки.

— Не нравится, — констатировал он.

Ряба вытирал рукой кровь и рассматривал свою окровавленную руку.

— Что же ты меня не бьешь? — продолжал Денис Петрович. — А-а-а, я, оказывается, сдачи даю. А у того… руки были связаны. Удобно. Да бандит Прохоров, подлец и громила, он лучше тебя был в тысячу раз, когда ты его ударил. У тебя вон пушка на боку, за тобой Красная Армия стоит, а у него… — с отвращением повторил Денис Петрович, — руки были связаны.

— Так я же для дела, — дрожащим голосом сказал Ряба, опять вытер лицо и посмотрел на руку.

— Не погань нашего дела, не позорь советскую власть. Меня, связанного, тоже били, только били царские жандармы. Пока жив, я не позволю этого и не допущу.

— Ты пойми, — говорил ему потом Берестов, — я бы сам ему по морде дал, и, поверь, сильнее, чем ты.

— При условии, что он сможет сдачи дать, — вставил стоявший рядом с ним Водовозов.

Ряба сидел хмурый, не глядя на Дениса Петровича. Лицо его довольно сильно распухло и потемнело.

— Это обязательно, — ответил Берестов. — Но ты, Ряба, помни, любой другой может ему морду набить, а вот мы не можем. Именно мы. Понимаешь? Мы при оружии, и мы советская власть. Болит?

Ряба обиженно кивнул, по-прежнему не поднимая глаз.

— А ты попробуй чаем, — безжалостно посоветовал Берестов, — говорят, спитой чай прикладывать, очень помогает.

— У нас и морковного-то нет, — так же хмуро ответил Ряба.

Морковный чай у Клавдии Степановны, Рябиной матери, все-таки нашелся, и Денис Петрович вечером его с удовольствием пил, сидя без ремня и сапог, в одних носках. Он привык к этому дому, к тихой и кроткой Клавдии Степановне, к низким потолкам и натопленной печке. Это было единственное место, где он спокойно мог отдохнуть хотя бы несколько часов. Это был дом, куда он с удовольствием нес свой нехитрый паек, которому так тихо радовалась Клавдия Степановна. Сегодня он принес фунт постного сахару, а потому у них был парадный чай.

Вернулся Ряба. Увидев его, Клавдия Степановна всплеснула руками.

— Кто же это тебя! — горестно воскликнула она.

И правда, Ряба был полон лицом и крив на один глаз, почти совсем затянутый блестящей багровой кожей.

— Говорила я ему, бестолочи моей, — обратилась она к Берестову, — не связывайся ты с этими хулиганами. Хоть бы вы за ним присмотрели, Денис Петрович!

— Да разве усмотришь, — ответил тот, усмехнувшись.

Весть о смерти Дохтурова просто взорвала поселок. Мнения бурно разделились. Одни беспрекословно поверили в диверсию. Просто удивительно, как легко поверили люди в эту невероятную историю.