Болотные огни

Он стоял и играл своим револьвером. Ему нравилось ощущать на ладони тяжесть металла, ему нравилось чувствовать себя равным в этом мужском союзе.

- Бедный мой «смит», - сказал он, - так и не удалось ему ни разу выстрелить.

- Ну и что же, - спокойно ответил Берестов,- эта штука очень мало что может.

- Положим, - отозвался Водовозов.

- Ну убить, - продолжал Денис Петрович, - конечно, да это невелика честь.

- Но как же: «Тише, товарищи, ваше слово, товарищ маузер», - сказал Борис.

- Я тебе прямо скажу, я предпочел бы маузером гвозди заколачивать.

Водовозов повернул к нему лицо.

- Сколько раз ты в человека стрелял? - спросил он. - И сколько раз будешь?

- Я стрелял на войне. Я стрелял, защищая. И, кстати, это не доставляло мне удовольствия. А уж воспевать это дело я бы и совсем не стал. Но ты мне все-таки скажи, какого черта понесло тебя в лес?

Водовозов откинулся на подушку и завел руки под голову. Он глядел в потолок и вспоминал.

Крупные капли косо летели в лицо, глухо били в кожанку, под сапогами расхлестывалась грязь. Он шел тогда с единственной целью - добраться до бандитского гнезда. Любой ценой. Самому. Пожалуй, была еще одна мысль: чем скорее все это кончится, тем лучше. Впрочем, где-то в глубине, быть может, была и еще одна - все-таки остаться в живых.

- Кто тебя?

- Не знаю. Я нарвался на них неожиданно в темноте. Стрелял я в Карпова, это я видел, а кто ударил в спину - не знаю.

Водовозов смотрел в окно. Оно было еще открыто, из сада пахло грецким орехом - это пахли палые и пригретые солнцем листья, запах осени. День был ясный, полный того осеннего солнечного блеска, в котором есть что-то предательское, - должно быть, потому, что понемногу уже тянет слоями холодный воздух и нет надежного тепла.

- Полезная в общем была операция, - насмешливо сказал Денис Петрович.

Павел Михайлович повернул голову. Берестов сидел и курил. Потом он нагнулся и посмотрел на ноги. Огромные, грубо покоробившиеся и разбитые сапоги его стояли на ковре. В трещины и впадины их кожи намертво въелась каменная грязь. Денис Петрович переставил сперва одну ногу, потом другую, и по лицу его было видно, что ему очень бы не хотелось наследить. Водовозов смотрел на него с улыбкой.

- Ты когда догадался-то? - спросил он.

Берестов потянулся к пепельнице - бронзовой ладони в бронзовом кружевном манжете - и стряхнул пепел.

- Если бы не Борис, - сказал он,- я бы и вовсе не догадался.

- При чем же здесь я? -вставил Борис.

- Ты рассказал мне про девочку, которая тащит за собою смерть. Помнишь?

Еще бы не помнить! Борис потом видел Машу раза два в клубе, в самые горячие дни, когда у него не было и минуты свободного времени. Девушка проходила мимо него очень быстро, не поднимая глаз, ему казалось, что она жалеет об их разговоре и хотела бы его забыть.

- Как же ты все-таки догадался?

- Видишь ли, Пашка, понять, что дело в женщине, было нетрудно. А вот какую роль она здесь играет и в чем тут суть, над этим пришлось поломать голову. А потом я сообразил…

- Что Водовозов сдрейфил.

- Знаешь, друг мой, бывают случаи, когда самый дорогой человек как раз и не может помочь… как бы тебе сказать, он стоит слишком близко для этого. Тебе казалось, что ее нельзя взять и увезти, и в самом деле, с тобою бы она не пошла, так как именно за тебя и боялась. А вот стоило появиться мне, человеку ей чужому, и я показался ей Георгием-Победоносцем. Встретиться с ней помог мне Ряба. Я сказал ей: «Все будет в порядке, сидите дома, никуда не выходите и не пугайтесь, когда в ваш дом придут с облавой и арестуют именно вас». Это было в день, когда ты пропал. Я понял, что нельзя медлить. Она сидела дома и ждала. И хотя я послал за нею Рябу, который, предъявляя ордер, наверно, прижимал руку к сердцу и улыбался, она от страха не смогла сказать, как ее зовут.

Водовозов по-прежнему смотрел в потолок.

- Бедняга, - сказал он.

- А кто же еще, - ответил Денис Петрович.

- Я думал было выпустить ее на суд, - продолжал Берестов, - но она была в таком состоянии, что об этом не могло быть и речи. Но это еще не все. Оказывается, она решила идти ко мне и все рассказать, а так как была уверена, что я непременно всех тотчас расстреляю, то приготовилась к смерти. В этом уж, Пашенька, твоя заслуга. Это ты ей так меня расписал. Ну да ладно. Правда, какая-то вера в меня у нее все-таки была, она надеялась, что, рассказав мне правду, тем самым спасет тебя. Зато уж в собственной смерти была уверена. А когда рассказывала, твердила через каждые пять слов: «Он ничего не знал. Все я, одна только я». И, чтобы я лучше понял, добавила: «Я офицерская дочь, и я это сделала».

- Вот бедняга, - повторил Водовозов.

- Когда вы читали на суде это письмо, - сказал Борис, - мне казалось, что вы делаете очень опасный шаг.

- Еще бы, - спокойно ответил Денис Петрович,- но я рассуждал так: во-первых, другого выхода у меня практически нет. Во-вторых, землянку нашел, в конце концов, Павел, без него и без Маши это дело, может быть, и вовсе не было бы распутано. Суд не мог этого не учесть.

- А Морковин? - спросил Борис.