- Эй, Борис, неладно у нас в поселке, - сказал он. - Милку Ведерникову помнишь?
- Как же, она теперь с бандитами путается.
- Ох, ох, уж больно ты грозен, как я посмотрю. Она мировая дивчина, если хочешь знать, своя в доску. Прямо не знаю, что с нею и делать, я уж и с батькой советовался и с ребятами в мастерских, - понимаешь, не оглядываясь, сама на гибель идет.
- Туда ей и дорога, по правде сказать.
Костя вспылил:
- Речь идет о жизни, а ты болтаешь! Сережа Дохтуров подслушал какой-то разговор о ней, будто бы Николай хочет ее Левке продать - надоела, говорит, она мне своими слезами да разговорами, а Левке она очень понравилась. Словом, они что-то готовят.
Борис задумался.
- Может быть, это тебе она не нужна… - сердито начал Костя.
- Почему же, - жестко ответил Борис, - очень нужна. Именно она-то нам и нужна. Пошли обратно к Денису.
Они вышли в клубный двор.
У остатков церковной ограды, на пеньках и просто на земле сидели старухи. В этот раз их было очень много. Среди них, как памятник, возвышалась темная фигура проповедника, они же - как цветы вокруг памятника. Проповедник говорил. Ветерок тихо поднимал его длинные волосы.
- И сказал пророк: «Взглянул я, и вот конь бледный, и на коне том всадник, имя которому - Смерть. И дана ему власть над одной шестой частью света». Все предсказано, сестры.
Он сделал паузу, видно проверяя, поняли ли его слушательницы, что это за одна шестая.
- Шел за ним, сестры, огонь, голод и мор. И солнце стало мрачно, как власяница, и луна стала как кровь.
- Святые угодники, помогайте не все разом,- прошептал Костя. - Это что еще за поп?
- Это не поп, к сожалению, - ответил Борис, - это Асмодей. Вот старый плут, никогда бы не подумал. У самого клуба! Нужно сказать в укоме.
«Ах, вы про это, - говорил потом Асмодей. - Это же сказка. Разве она не красивая? «И солнце стало мрачно, как власяница, и луна стала как кровь».
«Но вы рассказывали ее совсем не как сказку».
«Ах, мой юный друг, мои… м-м-м… сестры потеряны для коммунизма. Что же касается меня, то я не потерян, меня лучше сохранить. Для этого же мне нужно, как это… шамовка. Не хотите?»
И он бережно вынул из кармана завернутое в тряпочку крутое яйцо в раздавленной скорлупе.
«Вам коммунизм - это шуточки?! - багровея, заорал Борис. - А нам это не шуточки! У нас отцы погибали в борьбе за этот самый коммунизм! Вы небось не погибнете!»
Часа в три ночи Борис с Костей перелезли через забор и подошли к террасе Милкиного дома. Постучали. На стук никто не отозвался. Черный и бесшумный стоял кругом сад. Постучали еще раз. Послышались легкие шаги босых ног, и Милкин испуганный голос спросил напряженно и с радостью:
- Кто тут?
- Милка, открой, -сказал Костя.
- Ты что? - спросила Милка, открывая. Она была в майке и юбке и дрожала от предрассветного холода.- Чего тебе?
- Выйди к нам на минутку, - прошептал Костя.
Втроем они уселись на лавочку, что стояла в саду под липой. В сумерках белое Милкино лицо смотрело черными глазницами.
- Здесь никто нас не услышит?
- Никто. Что случилось?
Наступило молчание. До сих пор им казалось, что все произойдет очень просто. Они скажут: «Тебе грозит опасность, мы явились тебя спасти, давай обсудим вместе план действий». Но теперь они оба не знали, с чего начать: все было гораздо труднее, чем они предполагали.
- Ну что же вы? - сказала Милка, трясясь от холода и растирая плечи ладонями.
- Скверное дело, видишь ты… - начал Костя.- Не знаю, как бы это…
Он замолчал. Милка, все так же дрожа от холода, смотрела то на того, то на другого.
- Вы поскорее, не то я замерзла как собака.
- Вот что, Людмила, - веско сказал Борис, - ты прости, что нам придется вмешаться в твои личные дела…
- А вам не придется, - вдруг выпрямляясь, ответила Милка.
- Боюсь, что придется.
- Боюсь, что нет.
Милка встала и пошла к дому. Разговор был окончен.
- Милка! - отчаянно зашептал Костя, бросаясь за ней и хватая ее за плечо. - Ты же на свою гибель идешь!
- Это я слышу каждый день, - ответила Милка, вырывая плечо и не оборачиваясь.
«Да, от прежней Милки, - подумал Борис, - не осталось и следа. Что ж, все правильно; нужно действовать, и побыстрей».
В одно мгновение он оказался лицом к лицу с Милкой.
- Минутку, - проговорил он. - У меня к тебе вопрос. Ты одна знала о Ленкином приезде. Зачем ты ее выдала?
Даже в предрассветных сумерках было видно, как побледнело Милкино лицо.
- Что ты, что ты… - прошептала она, слабо протянув к нему руку.
Он отступил.
- А ну, говори…
- Борька, - шептал сзади Костя, - Борька…
Милку вновь стала бить дрожь. «Ну, постой, гадина»,- подумал Борис.
- Умела воровать, умей ответ держать, - с тем же напором продолжал он, - не уйдешь, пока не скажешь.
Милка безуспешно пыталась обойти Бориса справа и слева, но каждый раз он ей преграждал дорогу, словно они играли в какую-то игру.
- Не слушай ты этого… - отчаянным шепотом говорил Костя, - слушай меня… Николай хочет тебя заманить, будет куда звать- не соглашайся…
Но Милка метнулась за кусты, и мгновение спустя дверь дома неслышно закрылась. Стояла глухая тишина.