Болотные робинзоны

— Нет я! — заговорили оба, одновременно хватаясь pа черепок с фитилём в медвежьем жире. Но тут же вскрикнули от огорчения: огонёк заколебался, пустил тонкую струйку дыма и погас…

В темноте раздался весёлый смех, какое-то чирканье, и огонёк зажигалки осветил Сашу и Андрейку, в полной растерянности продолжавших держаться за края черепка.

— А ну, давайте сюда вашу стосвечовую, — смеялся разведчик, — или примёрзли к краям?

Огонёк в черепке снова засветился.

— Вот я и думаю, что на Лебяжьем озере лучше всего, — продолжал Степан, когда все успокоились. — Ровно, и озеро большое, и место глухое. Таких мест немцы боятся, а партизанам они — родной дом. В разведку я сам вызвался идти: места родные, знакомые и… — тут Степан ласково потрепал Андрейкины светлые волосы, — об нём душа болела. Слышали мы, пропала Малинка, а всё думалось, хоть посмотреть, где мой хлопчик лежит…

— Я и лежал, — отозвался Андрейка. — Я и лежал. И даже не слышал, как меня Сашок тащил. Только помню, как они конфеты на траву покидали и нам велели поднимать. И я — тоже…

Степан сжал руки так, что пальцы громко хрустнули, и встал, головой почти упираясь в потолок.

— Спать пора, — отрывисто сказал он. — Нет, бабуся, мы не на нарах, а на полу, там свободнее.

Андрейка уже крепко спал и во сне продолжал держать руку отца, а Саша лежал рядом с ним и смотрел в темноту, пока золотые искры не запрыгали у него перед глазами, и думал.

Там, где-то за лесами, может быть, и мама тоже узнала про Малинку, и тоже думает, где её мальчик лежит. И тоже плачет, как бабушка Ульяна. А может быть, и сама тоже…

Перевернувшись, Саша уткнулся лицом в медвежью шкуру и крепко зажал руками рот.

Дрова в печке потрескивали так уютно, по-домашнему, и так аппетитно пахло в хате горячими лепёшками, что Степан, проснувшись, долго протирал глаза и вздыхал. Ему не верилось, что вот два шага до двери, а за ней холод, темнота и дальше чёрные трубы Малинки на белом снегу…

Он быстро овладел собой и тихонько толкнул спавшего товарища. А ещё через несколько минут лепёшки и горшок с кислым молоком стояли на столе, и бабушка Ульяна наливала в чашку горячую заячью похлёбку.

— Кушайте, кушайте, — ласково приговаривала она. — Мои хлопчики зайцев не ленятся таскать. Мешки ваши где? Я вам ещё лепёшек и зайчатины положу.

Разведчик пристально посмотрел на бабушку Ульяну.

— Цены вы себе не знаете, — неожиданно тепло сказал он, встал, подошёл к бабушке и крепко её поцеловал. — Мать у меня есть, на вас, бабушка, похожа, — точно извиняясь, добавил он. — Как бы ей тяжело на было, а около неё всегда люди греются.

Бабушка Ульяна ласково посмотрела на него.

— На то мы, старые люди, и на свете живём, чтобы молодым около нас тепло было, — просто ответила она.

Андрейка сидел возле отца, крепко держа его за руку. Он провожал глазами каждый кусок, который Степан брал с тарелки, и каждый раз только вздыхал.

— Тебе уж не жалко ли, что отец лепёшки ест? — весело спросил его разведчик.

— Жалко, — грустно отвечал Андрейка.

— Что?.. — Степан отодвинул тарелку с зайчатиной.

— Жалко, — так же грустно повторил Андрейка. — Потому что всё съешь и уйдёшь. Ты бы всё ел, ел, а я бы на тебя всё смотрел…

— Бабка, клади Степану целого зайца, — распорядился дед Никита. — Пускай на него Андрейка ещё полюбуется.

Но разведчики уже надевали топырившиеся сумки.

— Ну, не реветь, — строго сказал Степан, но ему и самому, Андрейка видел, было нелегко. — На днях опять тут будем и подарков принесём всем вам… — Обернувшись, он слегка подтолкнул Сашу и добавил: — А тебе, Сашок, за сына особый подарок будет. Соответствующий.

Саша не успел спросить, что это означает, как дверь открылась, и разведчики, наклонясь, чтобы не удариться о притолоку, шагнули через высокий порог и исчезли в темноте.

Андрейка по строгому приказу отца не посмел бежать за ним и только, прильнув к неплотно притворённой двери, долго смотрел в щёлочку, хотя там ничего не было видно.

— Хату выстудишь, — заворчал дед Никита. — Дверь закрой! Но и он поглядывал на дверь и тяжело вздыхал. — Точно окошко в свет открылось и опять закрылось, — проговорил он угрюмо и опустился на лавку.

А Саша, сидя на нарах, думал: что это за особый подарок обещал ему дядя Степан.

Глава 15 КОГДА ЖЕ?

Андрейка даже похудел за эту неделю, а Гришаку нельзя было оторвать от окна. Он дышал на тусклое замёрзшее стекло, пока на нём не появлялось светлое пятнышко, и сидел, припав к нему глазом.

— Гляди, нос к стеклу приморозишь! — ворчал дед Никита. Он старался делать вид, что ничего особенного не произошло, и часами очищал от коры тонкие ивовые прутики. Но корзинку из них сплёл такую кособокую, что было ясно: и дедовы мысли далеко-далеко.

Бабушке Ульяне задумываться было некогда. Малыши и хозяйство требовали много заботы, что порой не хватало дня. Но наступал вечер, угомонившаяся детвора засыпала, я тогда под тихое жужжание веретёна думы не давали покоя и бабушке.

— До чего только люди додумались! — вздыхала она. — Андрейка, а ну, как отец говорил-то?