Болотный Человек Bogman

Меня эта история тоже расстроила. А вот офицер Синклер был спокоен, как аптечная вывеска. Странный он какой-то, этот Стив. Мне показалось, что он меня разглядывал с любопытством. Это не ново, но уж больно не к месту. А раз так, мы тоже тебя рассмотрим как следует, только не так очевидно. Он был маленьким, черноволосым, каким-то сухогрудым. Может быть, он силен и жилист, но уж больно бестелый. А еще у него была ужасно белая кожа, как у вампиров в кино. Или как у аристократов в позапрошлом веке. Черные волосы коротко, но стильно стриженные, лицо строгое, симпатичное. Очочки модные. Костюм. Галстух. Запонки. Фу ты, ну ты. Прямо франт, а не полицейский. Ему бы мою шляпу-федору и сигару между двумя перстнями. Фил тоже теперь костюм носит, но ворот на рубашке вечно расстегнут, рукава закатаны, а галстук – в кармане пиджака.

Домой я добралась очень поздно. В воскресенье я должна была вернуться в участок для продолжения работы, но ближе к вечеру. Значит, я успею съездить в Ирландию и назад. Кот сидел на подъезде к дому. Он спрятался от машины под скамейку, но как только я выключила мотор, он вышел, обнюхал бампер и потерся об него мордой.

– Сема! – позвала я, отпирая дверь, и он затрусил прямо на кухню.

Катерина храпела, как взвод солдат. Город спал. В саду тихо постукивали бамбуковые палочки на подвеске. Постель была холодная как лед. Я сегодня потеряла ночь сальсы, но почему же я так довольна жизнью? Это неспроста.

Случай 4. Богмэн

В поезде беседа как-то умерла на втором часу пути. Даже Фил успокоился и задремал. Нас должно было быть семнадцать человек, но поехало только одиннадцать. Я, Фил, учителя из нашей школы (француженка, два математика, физрук, историчка с мужем и какой-то старый, кажись, географ), а также чета Уилкинсонов. Дорогое удовольствие. Его организовала миссис Уилкинсон, и я расскажу, что в нем такого особенного. В нашей школе есть свой оркестр. Я к нему не имею отношения, но помогаю со сборами средств как могу. Он того стоит. Деньги идут на покупку и починку инструментов, которые для школьного бюджета дороговаты. Особо одаренных детей в оркестре – человек двадцать пять, и почти у всех есть родители с интересными профессиями. В прошлом году, например, папаша барабанщика Вилли Кертиса, работающий в охране самого Вест Министерства, устроил нам поход по всему зданию. Туда, конечно, и так туристов пускают, но нам выпала возможность побывать в кулуарах. Мы заходили в помещения, в которые простым смертным дорога заказана. Мы открывали двери, сделанные из дерева разных сортов, держали в руках гербовые листы для писем, сделанные из особой какой-то бумаги. Мы побывали на всемирно известной башне, прямо за циферблатом самых знаменитых часов Лондона. Мы видели сам часовой механизм, точность которого поддерживается однопенсовыми монетами. Мы, заткнув уши, постояли возле самого колокола Биг-Бена, пока тот звонил полдень. Между прочим, Биг-Беном зовут именно колокол, а не башню с часами. Я даже присела в кресло в знаменитом зале в форме корабельного трюма, где министры-оппоненты, политики и секретари орут во время дебатов; где премьер-министр, опираясь на ларь с целой библиотекой церковных изданий (от Библии до Корана), режет правду-матку; и где, как в единственном в стране и специально отведенном для этого месте, политики могут наезжать друг на друга словесно, не опасаясь закона.

В этот раз экскурсию нам организовали родители нашей первой скрипки Мегги Уилкинсон, которые работают не где-нибудь, а в Британском историческом музее. Ну, в музее в этом мы уже были, а вот их последний проект заинтересовал меня куда больше, чем гербовая туалетная бумага министерства. Но про него я вам расскажу, когда доберемся до места.

Спать в дороге у меня никогда не получалось, я читала Стаута в оригинале, а путь был долог: много часов на поезде, потом на кораблике – через пролив. Потом на автобусе за город. В общем, в B&B мы оказались только к ужину. Или к чаю, как говорят у них. Уилкинсоны сразу поехали в музей, а мы решили подзаправиться и пошли в один из ближайших подвальчиков. Таких пабов под Белфастом довольно много. За столом все ожили. Моя любимая коллега по школе стала утверждать, что мы увидим не что иное, как ритуальные захоронения древних кельтов. Они сначала были язычниками и потеряли свою культуру вскоре после принятия христианства. У них было много богов. Таранис – бог неба, Пагда – бог добра, Сабрина – богиня воды, Кернисон – рогатый бог, Лаг – бог света, Матрона – богиня материнства. Не надо говорить, что коллега – историк. Она обратилась ко мне за консультацией своего рода:

– Русские тоже ведь когда-то были язычниками?

– До князя Владимира – да, – вспоминала я, жуя слоеный пирог из курицы с грибами, – но всех богов не вспомню. Был вот Берендей… Даждьбог, Перун, Ярило. Не знаю, стоит ли объяснять День Ивана Купалы, но это все сложно.

Народ помолчал. Особенно молчали оба математика и муж любимой коллеги.

– И как это ужилось с христианством? – спросил Фил.