Болотный Человек Bogman

Остаток вечера мы провели в поездке на само болото в нескольких милях от музея. Там была передвижная база с лабораторией и хранилищем в виде пяти фургончиков. Все работники и эксперты уже ушли по домам, а нам дежурный разрешил влезть в непромокаемые комбинезоны и по самый пояс войти в болото среди камыша и каких-то страшных мертвых деревьев. Не все горели желанием, так что только пятеро, включая вашу покорную слугу, побрели в темной воде. Мне все казалось, что я сейчас наступлю на еще не найденного богмэна. Наступили сумерки, и стало по-настоящему страшно. В хранилище лежали два недавно найденных тела. Один из них был особенно хорош. Головы у него не было, зато все остальное было в отличном состоянии (по стандартам богмэнов, конечно). Смотреть на него никто не захотел. В хранилище было холодно, воняло формалином и еще чем-то очень крепким. Богмэны проходили первую стадию обработки и подготовки к исследованию. Их вымачивали в какой-то размягчающей жидкости PEG (и вот ведь не знаю, как это по-русски будет — полиэтиленгликоль вроде бы), чтобы они не съежились при сухом замораживании в музее за много лет хранения. Из целлофанового мешка торчала коричневая рука.

Нас чуток подташнивало от тех химзапахов, когда мы шли обратно к автобусу. Физрук ворчал, что ввек не забудет. Вероника твердила, что все на свете надо знать и такой возможности больше может и не представиться в жизни. Обычных посетителей музея на болото не возят. Спасибо Уилкинсонам за прекрасную возможность. Почтенная пара сказала, что всегда пожалуйста, что на непривыкшего человека эти виды, конечно, производят неприятное впечатление, но среди нас есть биолог (я скромно промолчала, скрывая свои истинные впечатления), которому все по барабану, и отважный полицейский, который явно чувствовал здесь себя как дома.

Тут оказалось, что Фила среди нас нет. Сначала все обеспокоились, когда физрук предположил, что Фил остался в болоте и станет новым богмэном через две тысячи лет. Потом все посмеялись, когда оказалось, что Фил просто бегал в кусты, так как фургонный туалет был заперт на ночь. Все сели в автобус и поехали обратно в B&B. Утром нам надо было рано выезжать домой. В отличие от других, мне предстояло еще работать в воскресенье вечером. Меня это особо не огорчало. Я привыкла работать по выходным.

В автобусе ко мне подсел Фил. Наши товарищи не знали Фила, как я, поэтому не заметили его странного выражения на лице. Я глянула ему в глаза. Там, кроме обычной тьмы, металась озорная искорка.

— А ну колись! — велела я.

— Не понимаю, — улыбнулся Фил.

— Чего ты наврал, что туалет заперт? Где ты был?

— От тебя не утаишь. Потом расскажу.

— Сейчас говори. Спер что-нибудь? Вставил богмэну пломбу, чтобы создать сенсацию?

Но Фил уперся как бык, отобрал у меня шляпу, натянул себе на глаза и притворился спящим. Я так и не выяснила тогда, что он там натворил, но было ясно, что он неспроста вцепился в свой рюкзачок. Он долго отнекивался, а потом пригрозил, что если я не отстану, он сам начнет приставать ко мне и даже будет ломиться в дверь номера всю ночь, потому что выпьет виски. Это Фил-то?

Случай 5. Чужая душа — потемки

Папа Марты был невысок, светловолос, жилист для своих лет. Он мне напоминал Паниковского, только покрепче и без шляпы. У него были гнилые зубы, множество морщинок на лице и противный голос. Кроме того, он был ужасно болтлив. Я подумала, что это он так пытается отвлечься от грустных мыслей и предположений о судьбе дочери. Арвис Виляускас отвечал на вопросы Стива, тот делал пометки в папочке и иногда выбегал позвонить оперативникам. Сначала мы долго сидели в кабинете, потом сели в машину и поехали по городу. Арвис не знал ни одного адреса наизусть. Говорил он много и утомительно (для меня), указывал из окна машины на различные дома, где жили его знакомые и знакомые Фархада, где жил сам Фархад и его многочисленные братья. Братья тоже пропали куда-то. День кончился, мы отвезли его в гостиницу к жене и внукам и договорились продолжить на другой день. Стив оказался общительным офицером. Мне показалось, что он наблюдает за мной во время работы. Мне от этого становилось тревожно и неприятно. Но, как говорится, когда мерещится — крестись. Днем еще ничего, а с наступлением темноты его глаза провалились за очки и оттуда посверкивали недобрым огнем. Даже по дороге домой я не сразу согрелась в своей машине.

Дома Катька лежала на полу и творила. Ее новый шедевр был очередным автопортретом, но на этот раз углем. Несмотря на пару развернутых газет, на полу были видны черные полосы, и я тут же наступила на обломок угля и раздавила его. Но рассердиться на нее я не смогла. Я велела ей убрать все и ложиться спать. Она не верила, что уже почти одиннадцать вечера. Кот путался под ногами, ломился за мной в ванную комнату, нагло распахивая дверь. Мне же был оставлен холодный ужин в виде салата из тунца и макарон.

— Не могла Сэмэна покормить?

— Я его кормила двадцать раз, — прозвучал ответ с лестницы, — это наглая клевета с его стороны.