Правда, завтракать я села уже почти в десять. По дороге домой разыгралась мигрень, и весь мир стал звенеть, как колокол, мучительно и больно. А ведь надо было съездить в супермаркет и отовариться продуктами на неделю. Потом времени может и не быть. Стиральную машину лучше сразу загрузить. Голова болела. Я собралась ехать и… в муках ткнулась в диван, скорчившись рядом со шляпой. Что же это за пытка? А ехать надо. Если не я, то кто? Попросить некого. И отвязаться не на ком. А поход с Джулией в спортклуб, похоже, придется отменить. Не могу. Снова зазвонил телефон. Это был Фил.
— Ты будешь сегодня свободна после семи?
— Куда я денусь?
— Я заеду? По поводу «Лаг» поговорить надо.
— Заезжай.
В третий раз мобильник зазвонил уже в машине. «То тюлень позвонит…»
— Алло!
— Тоша, привет. Это Мария. Работать можешь сегодня? Мне звонили из Харлоу, сказали, что у тебя было занято. А я не могу, я уже перевожу в Колчестере.
Вместо магазина я поехала в Харлоу. Там меня сразу предупредил знакомый дежурный по имени Рори, что клиент у меня нынче не совсем в себе. Его арестовали ночью бегущего трусцой по опасному скоростному шоссе М11. Ничего не добившись и без состава преступления его отпустили, но тут же снова взяли, сняв с крыши какого-то дома. Урмасу сразу вызвали и адвоката, и консультанта из психушки. Адвоката — для защиты его прав, а врача — чтобы определил, нужно ли его госпитализировать. Тут, похоже, дела покруче, чем были у Вани Некурова. Зато этот случай еще на шаг приблизил меня к богмэну.
Дверь в камеру была открыта, на пороге сидел на табуретке тюремщик, имени которого я, естественно, не помню. Он при этом занимался своей работой и возился с какими-то бумагами на коленях. В камере у стены стоял человек лет двадцати. Он поздоровался со мной и сказал, что его показания вот уже записали (при этом он ткнул пальцем в тюремщика), что все на мази и что он мне потом позвонит. Смотрел он вполне осмысленно, поэтому все сказанное прозвучало еще более нелепо. Говорил он по-русски довольно хорошо. Юристу не хотелось проводить консультацию в камере, но тут пока рулил сам Урмас. На вопросы адвоката отвечал так, что это можно было принять как за увиливание, так и за бред сумасшедшего в равной степени. У меня была очень нелегкая задача. Вы когда-нибудь переводили бред на английский язык?
— Когда вы приехали в Англию?
— В первый раз?
— А вы были здесь раньше?
— Здесь? Нет, первый раз замели.
— Я спрашиваю, в Англию приезжали раньше?
— Ездил я туда.
— Куда?
— В Англию.
— А вы знаете, где вы сейчас?
— Где я сейчас обитаю? В Лапесе.
— Где это?
— Дома.
— А в Англию вы с визитом приехали или живете здесь?
— Приехал я.
— А к кому вы приехали?
— Работать я приехал.
— Значит, вы тут живете?
— Как тут жить? Смотри, даже стола нет. Сам тут живи.
— Вы знаете, где вы находитесь?
— В камере.
— Это верно, но в каком городе?
И здесь Урмас отколол такую штуку. Он сидел спиной к стене, а тут повернул голову так, словно в соседней комнате был его собеседник, и крикнул, глядя в сторону:
— Жирный, какой это город?
Он прислушался, посмотрел на меня и кивнул в сторону стены.
— Слыхала?
— Нет.
— Жирный не знает.
Адвокат поерзал и спросил:
— Как долго вы находитесь в Англии?
Урмас задумался.
— Ну… Вот как Дариус уехал, так я за ним через месяц.
— И когда это было?
— В пятницу, конечно! — удивился Урмас такому непониманию.
— Месяц назад? Два? Пять?
— Да. Примерно так.
— Какое время года было? Зима или лето? Было тепло?
— Прохладненько так. Дождь шел.
Я прыснула в кулак. Учитывая английский климат, вопрос можно назвать более чем неуместным. А вот Урмас молодец, так толком и не ответил ни на один.
— Урмас, послушайте меня. Зачем вы залезли на крышу?
— Оглядеться. Дорогу искал.
— Что вы делали на шоссе?
— Домой шел.
— А где вы живете? Адрес знаете?
— Знаю. Литва… Записывайте, записывайте… Лапес…
— Я имею в виду ваш английский адрес.
— А я по-английски не говорю. Щас, погоди. Жирный! Эй! Какой адрес у нас? У тебя сигареты есть? Мне покурить надо, — после чего он обратился ко мне: — Курить есть? Нет? А у тебя?
Обычно люди говорят именно со мной, даже обращаясь к английскому собеседнику. А этот разговаривал с адвокатом по-русски и воспринимал мой перевод как мои собственные слова. А сказанное адвокатом для него было совершенно отдельное дело, которое он понимал как-то по-своему. Надо было срочно менять тактику и упирать на фразу «Он вас спрашивает…».