Болото

Озабоченно потоптавшись на месте, Гусаков рассеянно вгляделся в болото, которое все больше уходило во мрак. Еще немного времени — и высокие деревья за болотом застелет сизый туман. «Надо запомнить направление, — подумал он, чтобы не сбиться в ночи. Не хватило самую малость светлого времени».

— Поди позови фельдшера, — приказал командир.

Старшина поднялся и молча полез в сосняк.

Оставшись один, Гусаков молча ругал себя за оплошность — вовремя не сообразил, чем это может обернуться. До сих пор все шло хорошо, они без потерь и стычек добрались до цели — и на тебе — новая болезненная проблема. Впрочем, почему проблема? На оккупированной территории немцы убивают их ежедневно — и мальчиков, и девчонок. Жалко, конечно, но безопасность партизанского соединения важнее.

Отпустишь, а если его перехватят немцы? Гестапо, наверно, умеет выбивать секреты. И не только у подростков-мальчишек. А этот старшина: «не буду». Ему жаль. Как будто мне самому не жалко. Или генералам, командующим на фронтах, не жаль таких вот или чуть постарше парнишек, что тысячами бросают в бой, и те остаются удобрять землю? Наверное, жалко. Но будешь всех жалеть — не дождешься победы. Сам ляжешь в землю.

Наверно, именно то, что сам ляжешь, — важнее всего. Для каждого. И для него тоже. Потому что и он в западне. Парня ни отпустить, ни взять с собой невозможно. Сразу прицепится особый отдел — почему, откуда, кто разрешил? А то и — с какой целью, по чьему заданию? Нет, лучше всего, если парню — хана. И для него лучше тоже.

Из сосняка вылез Тумаш, настороженно остановился поодаль.

— Тумаш, ты большевик?

— Беспартийный.

— Дети есть?

— Нет, не женат, не успел. А что?

Помедлив с ответом, командир сказал:

— Возьмешь парня, отведешь в кусты и пристрелишь.

Тумаш молча стоял, словно глухой.

— Ну что молчишь? Исполняй!

— Думаю, что вы сдурели.

— Сдуреешь! — нервно вскричал Гусаков. — С вами сдуреешь! Вы что — не понимаете, что я не имею права вести его на базу? Там штаб соединения, что они скажут? Они же нас к стенке поставят, понимаешь? Или ты не знаешь, что такое органы?

— И тут органы! — проворчал Тумаш. — Ну что ж... Мое дело маленькое, прикажете — выполню. Но я не отвечаю. Вы...

Бормоча что-то, он полез в сосняк, и Гусаков остался один. Его трясло — от мокрой одежды, вечерней прохлады, нервного возбуждения — от всего вместе. Недолго постояв так, он также пролез сквозь сосняк на то место, где они выбрались из болота. Тумаша с парнем там уже не было. Опершись локтями о колени, на берегу сидел старшина, похоже, он также дрожал от знобящей к вечеру болотной стужи.

— Пошел?

— Повел, — чужим голосом произнес старшина.

Рядом лежал вещмешок командира, а также санитарная сумка и вещмешок Тумаша. Винтовки его не было. Командир надел на плечи свой вещмешок, спрятал в сумку карту.

Они стали ждать — ждать выстрела. Но выстрела почему-то не было. Вдоль берега, тревожно хлопая крыльями, пролетела утка, за ней другая. Уж не повел ли он парня далеко, думал Гусаков. Все-таки фельдшер фронтовик опытный и не должен упустить подростка, если бы тот захотел бежать. Да и не должен бежать. Если с ним вежливо, обходительно, чтобы излишне не волновать. Хотя подозрительно, что фельдшер так легко согласился. Все же, наверно, чтобы застрелить человека, надо обладать особой решимостью, которой у Гусакова не было. Он на войне не убил еще ни одного немца — не было случая. В этом смысле перед Богом его совесть чиста. Хоть это утешало его.

Выстрела они ждали напряженно и долго, не в состоянии сдержать нервную дрожь. И выстрел наконец грохнул — не так и далеко, в сосняке. Глуховатое в тумане эхо перекатилось через болото и заглохло. Возможно, достигло и заветного их Борка. Уже можно перейти на ту сторону сосняка и забираться в болото, чтобы проделать остаток пути. Но сперва следовало дождаться Тумаша.

Тумаш, однако, не шел. Может, заблудился, повернул не в ту сторону? А может, намеренно куда подался?

Уже и вовсе стемнело. Из дымного тумана над болотом покатым горбом выступал хвойный мысок. Тригопункта отсюда не стало видно. Пугающее нетерпение все больше донимало обоих...

Продираясь сквозь хвойную чащу к берегу, Тумаш не переставал удивляться, как у этих партизан все скоро и просто.