Болото (СИ)

— Ребята… говорят, Танк умер.

— Да, умер. Разбился. А что?

— Это я его убил.

Мои слова словно образовали вокруг меня невидимый ледяной кокон, и на секунду мне показалось, что сейчас ребята отойдут от меня и никогда больше не смогут приблизиться, обжигаясь об него. Но это длилось лишь секунду, а потом ребята разом сдвинулись, ломая лед.

— Ничего, Максим. Расскажи, как было.

Когда я рассказал про «Танка», Толик хлопнул себя по коленке:

— Ах ты, как нехорошо получилось… ладно, Максим, ты уж не вини себя. Кто ж знал, что так будет? А "Алые"-то, вот суки…

Мой рассказ про затерянную деревню ребята выслушали, как очень добрую сказку. Игорь поправил очки и смущенно сказал:

— Максим, ты уж не обижайся, но не могу я в это поверить. Ты… уверен, что все это было? Может, тебе просто показалось все это? Знаешь, пуля в голову — это ведь не шутки…

— Так ведь рана-то зажила! Вот, смотри! А еще на руке…

— Вижу, что зажила. Да только мало ли как оно могло быть.

Я вздохнул и прислушался к себе. Было все или показалось? Может и правда, я все это время бродил по Болоту с пробитой головой, и что-то излечило меня? Алексей, его жена и дочь мне тоже привиделись? Пожалуй, нет. Я сказал упрямо:

— Я был в той деревне. Алексей живет там с женой и дочерью.

— Что ж, пусть так. Давайте спать уже, глаза слипаются…

Глава 24

Утро «обрадовало» нас дрянной погодой. Усилился ветер, туман почему-то стал неоднородным. Я влез на вышку, где в этот день дежурил дядька Петро, и мне показалось, что мимо меня проносятся облака. Петро явно нервничал. Он без конца курил и наконец сказал:

— Шторм будет. Видишь, туман какой рваный? Это к шторму.

— А сейчас что? Не шторм разве? Вон как дует.

— Смеешься? Щас так подует, этот ветерок просто тьфу…

— А девчонки, ну, ячейка «Ртуть», как раз в поход отправились. Наверное, уже в Ист-Каменске.

— Начальник с ними связался, велел найти какую-нибудь прочную хату и запереться крепко. Им-то ничего, нормально, а вот нам туго придется. Самое поганое, что во время шторма мутанты беснуются. А у нас тут всего лишь сетка слабенькая.

Днем начальник собрал всех в актовом зале. После обычного разбора полетов, начальник объявил:

— Близится шторм, как вы могли заметить. Во время шторма мутанты обычно смелеют и могут попытаться напасть на Лагерь; поскольку сейчас у нас лишь четыре охранника, я принял решение усилить оборону с вашей помощью. Каждый, кто изъявит желание оборонять Лагерь, получит пятьсот кредитов. А кто не изъявит… пусть пеняет на себя.

Борецкий, тоже находящийся в зале, занервничал:

— Я тогда, наверное, вызову свой бот? Чтобы, так сказать, вам не мешаться…

— Не получится, в такую погоду ему не приземлиться. Еще вопросы есть?

Толик поднял руку:

— У меня вопрос… я изъявляю желание оборонять Лагерь, только вот проблема — как я могу это делать с огнеметом при таком страшном ветре? Я себя подожгу или еще кого-то…

Начальник заскрипел зубами: Толик уже давно доставал его из-за оружия.

— Арбалет возьмешь, и точка.

Я тоже взял арбалет и вышел на площадку. «Алые» выстроились вдоль северной стены, «Гидра» — вдоль южной, «Пираты» — вдоль западной, нам же, «Покойникам», досталась восточная. Я встал прямо под вышкой и время от времени перекидывался парой слов с дядькой Петро. На второй вышке занял место за пулеметом охранник Серега, еще двое охранников — Гена и Влад охраняли оставшиеся углы. На площадке появился хромой Андрей и тоже потребовал оружие; начальник послал его куда подальше и тот, бурча под нос нехорошие слова, ушел.

Мы простояли так полчаса, и ничего не произошло. Холодный ветер пробирал до костей, и я пожалел, что не надел чего-то потеплее: джинсовая куртка почти не грела. Я накинул капюшон и туго завязал тесемки, но толку от этого было мало. Начальник решил, что выполнил свой долг и спустился под землю — отогреваться. Едва лишь дверь за ним закрылась, на северной стороне дважды хлопнули выстрелы «Алых». Спустя секунду застучал пулемет на дальней от меня вышке. Дядька Петро крикнул сверху:

— Готовься! Сейчас на нас полезут!

Он передернул затвор четырехствольного пулемета и начал стрелять короткими очередями в кого-то, не видимого мне. Я взвел арбалет, вложил стрелу и опустился на колено. Из тумана прямо на сетку прыгнула крыса; я выстрелил, но промахнулся, и крысу тут же уложил Мишка.

Это был его день: Мишка явно наслаждался снайперской стрельбой. Он лег на землю, подложив под локти свернутую куртку, и еле успевал перезаряжать арбалет. Не знаю, как ему удавалось что-то различать в тумане, но судя по визгу крыс, ни одна стрела не пропадала даром.

Стрельба шла по всем направлениям; мои руки устали взводить арбалет, а конца этой атаке не было видно. Неожиданно Толик начал смеяться; я недоуменно посмотрел на него.

— Помнишь, я северным завидовал? Больше не завидую!

Я оглянулся; и действительно, завидовать им больше не следовало: после нескольких сотен выстрелов их пистолеты-пулеметы нагрелись так, что они не могли держать их в руках.

Раздался крик дядьки Петро, первым увидевшего опасность:

— Держись! Шквал идет!