Большая Берта

— Найден труп на крыше дома, где живет ваша сестра…

Я с трудом выговорил “ваша сестра” настолько мало они походили друг на друга. Одна — юная красотка, другая — старая карга. Общего было не больше, чем у спелого персика и обглоданной виноградной кисти.

— Ведь Марсель ваша сестра?

— Сводная…

Ага, это многое объясняет.

— Я, так сказать, ее воспитала, — продолжала мадам Надисс. — Говорите, труп в ее доме? Ужасно.

— Пока мы обследовали помещение, ваша сестричка сбежала.

— То есть как, сбежала?..

— Сказала подружкам, что “запахло жареным”, передаю дословно. Потом схватила пальтишко и была такова. Посреди ночи. Я подумал, что она попытается спрятаться у вас.

— Нет, нет, — закудахтал ювелир. — Мы ее не видели, правда, золотце?

“Золотце”! Бывают же олухи, что так неудачно шутят!

— И она вам не звонила? — допытывался я.

— Нет!

Я сверлил их взглядом, словно директор школы провинившихся учеников. Супруги казались безнадежно искренними.

И тут мне повезло. В нашей профессии на помощь частенько приходит случай, невероятное стечение обстоятельств. Сколько раз, разыскивая преступника, я сталкивался с ним в самом неожиданном месте, но если вставить такие истории в книгу… Читатели немедленно почуяли бы натяжку и обозвали автора дилетантом, кретином, кайфоломом, жалким мошенником и прочее… Им требуется жесткая и яркая конструкция, вроде тех, что складывают из деталек “лего”. А также лихо закрученная интрига! Непременно по трупу в каждой главе. Чтоб им было от чего затаить дыхание. Они любят, когда их запутывают. Если ты объявляешь, что тебе позарез нужно отыскать некоего малого и это вопрос жизни и смерти, а через две строчки выясняется, что искать особенно нечего, вот он, этот малый, сидит за столиком уличного кафе напротив комиссариата и потягивает коктейль, читатели устраивают скандал. Ты злоупотребил их недоверчивостью! Они от тебя отрекаются.

По всем правилам искусства, учитывая конъюнктуру и ситуацию, я бы должен сейчас заткнуть себе глотку. Набрать в рот воды. Сделать вид, что ничего не произошло. Умолчать. Ведь умолчание не ложь, а так, маленькая хитрость.

Но вы же меня знаете… Карты на стол, вот мой принцип! Глаза в глаза с читателем. Это вопрос веры. Правда, полная и чистая! Читатель знает, что каждая, даже самая крошечная, деталь в моих книжках всегда точна, ее можно проверить. Я не имею права юлить. Простофиль я оставляю на растерзание халтурщикам. Тем лживым болтунам, что, торгуя ветром (и хвастаясь этим), спихивают дуракам банальный сквозняк.

В тот момент, когда торговец цацками заверил меня, что свояченица им не звонила, в квартире раздался треск. Странный у их телефона голос, под стать хозяевам. Хриплый, дребезжащий, надрывный. Так звонят к отправлению поезда на забытой богом железнодорожной ветке, ликвидация которой — вопрос ближайших дней.

Хозяева вздрогнули.

Я-то думал, что бледнее уже быть нельзя. Абсолютно бесцветные физиономии. Но эти умудрились побледнеть еще сильнее. Мертвецы. Нет, восковые мумии мертвецов! Нюанс! Все дело в нюансах. Даже Пикассо не пренебрегает волоском на бородавке, он его не замазывает, но интерпретирует, и тот продолжает себе курчавиться.

Супруги не осмеливались взглянуть друг на друга.

Телефонный звонок в час ночи! Найдется немало людей, для которых такое треньканье прозвучало бы сигналом к концу света.

Я поискал аппарат и обнаружил его на столике из фальшивого дуба, выкрашенного под мрамор. Поколебался для вида, затем снял трубку и произнес “алло” надтреснутым, тихим, лишенным обертонов голосом.

На другом конце провода женщина скороговоркой осведомилась:

— Могу я поговорить с месье или мадам Надисс?

— Мадам Надисс слушает, — не моргнув глазом ответил я, добавив в голос прокисшего уксуса.

— Это Тереза. Скажите, у вас есть новости?

— Нет!

Мне показалось, что в трубке послышался невнятный шум и тут же смолк.

— У меня тоже, — сказала Тереза. — О, как я расстроена, если в вы знали…

— А что случилось?

— Я перезвоню завтра, тороплюсь. Извините.

Связь прервалась. Я положил трубку. Парочка таращилась на меня одновременно испуганно и вопрошающе.

— Кто такая Тереза? — спросил я.

Я обращался исключительно к продавцу побрякушек. Мужчины в целом легче проговариваются.

Он покачал головой.

— Не знаю. — Затем обратился к жене: — У тебя есть знакомая Тереза, золотце?

— Нет.

А не водят ли они меня за нос, эти плакальщики? Неужто толстуха была права и убитые горем супруги заливают нам баки?

Я рухнул в кресло, жалобно позвавшее на помощь, сложил руки на животе и благосклонно уставился на хозяев.

— Возможно, вы вовсе не те, за кого себя выдаете, — ласково произнес я. — В таком случае я покажу вам, каков я на самом деле, и мы будем квиты. Позвонила женщина, потребовала мадам Надисс. Назвавшись Терезой, она разговаривала как старинная приятельница и спросила, нет ли у вас новостей. Вы по-прежнему ничего не понимаете?

Хозяева в такт покачали головой.

— Нам нечего понимать, — стояла на своем облезлая крыса. — Какая Тереза?

Она задумалась (или притворилась задумчивой).