Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

Две в грудь, одна в голову. Круто. Я повернул убитого набок, залез во внутренний карман его пиджака и вытащил бумажник. Денег в нем не оказалось, зато визитных карточек было более чем достаточно: Карл Фентон, Карл В. Фентон, Дюк Фентон, а на одной даже Фентон В. Карл-свелл. Судя по всему, задаток в двадцать зеленых я получил не зря. Ушлый был мужчина этот Фентон.

Я вернул труп в прежнее положение, вымыл руки, на цыпочках прошел к входной двери и вывесил снаружи табличку: «Просьба не беспокоить». В самом деле, Фентон в смене постельного белья уже не нуждался, а загляни сюда горничная — и поднимется преждевременный и совершенно нежелательный переполох.

Я открыл чемодан и изучил его содержимое. Бережно, как бабушкины драгоценности, извлек спортивные трусы, нижнюю рубашку, но под ними обнаружил лишь несколько галстуков. Один, кстати, мне даже понравился: такой веселенький, в разводах. Еще мистер Фентон являлся обладателем четырех сорочек (белой, черной и двух розовых), полотенца, позаимствованного им в питсбургском отеле «Метро», склянки одеколона, пары носков и пачки презервативов. Жалкий ублюдок. Относительно его времяпрепровождения в больших городах все стало ясно. Только дырка в голове, эта трагическая точка в бесхитростной истории его жизни, представляла для меня определенный интерес.

Итак, я изучил содержимое чемодана, что заняло немного времени. Впрочем, у меня сразу возникло предчувствие, что делаю я это безо всякой пользы. Осмотр помещения был столь же несложен, сколь и безрезультатен. Фентон жил аскетически: стол, кровать, стул и ковер. Убедившись, что пленки, за которые Керри Лэйн рассчитывала получить Оскара, полиции не достанутся, я снял телефонную трубку.

— Слушаю, — ответил снизу мошенник портье.

— Вызови полицию в восемьсот пятый.

Он молчал целую вечность.

— А штатный детектив при отеле тебя не устроит? — наконец спросил он неуверенно.

— Хорошо. Конечно. Передай ему, что малый из восемьсот пятого продырявлен в трех местах и демонстрирует свои дырки на полу ванной комнаты. Между прочим, не дышит он очень давно. Это я к тому, что сегодня жарко, поторопитесь, иначе вся ваша малина провоняет до первого этажа. Вряд ли это вызовет наплыв постояльцев. Что же ты молчишь? Или для тебя труп в номере — дело привычное? Так ведь горничная как раз в восемьсот четвертом. Хочешь, я распоряжусь, она и здесь приберет. Или, может, выкинем жмурика в окно и оформим самоубийство? Потом прочтешь в любимом «Дейли»: «Несчастный выстрелил себе один раз в голову, дважды в грудь и выбросился из окна отеля „Лава"».

— Тебе там очень весело? — Это уже штатный детектив ко мне обращался.

— Поднимайся в восемьсот пятый, посмеемся вместе!

Я повесил трубку, вышел в коридор и снял с двери табличку. Горничная пятилась из восемьсот четвертого, перетаскивая через порог тележку с грязным бельем. Она обернулась, увидела меня:

— С добрым утром. Вы приятель этого… из восемьсот пятого?

— Нет, да и вам теперь лучше держаться от него подальше. Видите ли, — пояснил я, заметив на ее лице недоумение, — тут случилась такая маленькая неприятность…

Она через мое плечо заглянула в номер. Из коридора были видны занавески, развевающиеся на сквозняке, и черные лакированные ботинки, торчащие из ванной комнаты.

— О Боже, — сказала она, впрочем, довольно равнодушно. — Покойник, что ли? — Я кивнул, и она сразу засуетилась вокруг своей тележки. — Ну ладно, я тогда пойду в восемьсот шестой, пока вы тут будете разбираться, я же понимаю. — Я снова кивнул, и она подкатила тележку к двери восемьсот шестого. — Он был такой противный, — сказала она, возясь с замком. — Не знаю почему, но я так и думала, что он плохо кончит.

— Не припомните, к нему приходил кто-нибудь?

Она быстро взглянула на меня и наконец дотумкала, с кем имеет дело, — с легавым, с кем же еще! Я понял, что теперь из нее и слова не вытянешь.

— Нет-нет, не помню, — ответила она уже через дверь.

Я услышал, что на нашем этаже остановился лиф, и вернулся в номер. Сел на единственный стул и закурил «Лаки». Ждать пришлось недолго. Вошли без стука портье и крупный мужчина с лунообразным лицом. На нем были черные штаны с пузырями на коленях, белая сорочка и галстук-бабочка.

— Вы арестованы, — с порога порадовал меня портье. Штатный детектив хмыкнул, и мне стало поспокойнее. По крайней мере один нормальный человек в этом дурдоме. У него был каштановый бобрик, нос как большая груша, но взгляд мне понравился — насмешливый такой взгляд.

— Ладно, Мэл, заткнись. — Он прошел мимо меня и уставился на ботинки Фентона. Они действительно заслуживали внимания — черные, блестящие. Носочки под углом сорок пять градусов к полу. — Делать нечего. Зови полицию.

— А ты все-таки разберись с шамесом, — не унимался портье, вероятно, таким своеобразным способом желая отблагодарить меня за подаренный доллар.

— Да иди, иди.

Милейший Мэл вышел, явно раздосадованный.

Штатный детектив посмотрел на дверь.