Большая дорога

Анна Кузьминична хотела снять самовар со стола, чтобы отнести на кухню и насыпать горячих углей, но Том, опередив ее, схватил самовар своими ручищами с такой легкостью, словно это был не ведерный самовар, а кофейник, и понес за Анной Кузьминичной.

Пока она насыпала угли в самовар, Том рассказал ей, как мог, что мама его осталась в Америке с многочисленными его братишками и сестрами, а он бежал, потому что его хотели повесить на дереве.

— Линч! Линч! — проговорил он, делая руками вокруг горла воздушную петлю. — Америка плохо. Россия хорошо… Россия нет линч!

Пока Анна Кузьминична разговаривала с необыкновенным гостем на кухне, Владимир бродил по дому, удивляясь, что потолок, казавшийся раньше таким высоким, теперь висит почти над головой, а окна узенькие, и кругом так тесно, что, того и гляди, зацепишься за что-нибудь. И все вещи стали какими-то игрушечными, словно привезли их из детского сада. Он открыл дверь в комнату, где раньше стояла его кровать и замер на пороге — на него смотрела девушка в синем платье и смущенно улыбалась.

Владимир сразу узнал Машу, но так как он не ожидал увидеть ее здесь, в этой комнате, то растерялся и, отступив назад, пробормотал:

— Простите…

— Это я должна извиниться перед вами, Володя, — улыбаясь, сказала Маша. — Забралась в вашу комнату от страха…

— Неужели я такой страшный? — сказал Владимир, крепко сжимая ее сильную руку с загрубевшей от мозолей ладонью. — С такими руками вам нечего бояться.

— Да ведь все время в работе… то снопы вязала, то лен теребила. А уж лен брать, сами знаете, Володя, какая это тяжелая работа, — говорила Маша, а сама думала: «Хорошо, что крючки не расстегнулись и я осталась в новом синем платье».

Владимир не видел Машу больше трех лет. Осенью, когда он на один день заглянул домой перед поездкой за границу, Маша была в Смоленске, на съезде стахановцев. И теперь Владимир с удивлением думал: «Неужели это та самая худенькая девочка с робкими серыми глазами, которая бродила по вечерам в березовой роще среди подснежников?»

Перед ним была женщина, которую он видел впервые. В серых глазах ее светилось спокойное сознание своей силы.

— Я тоже хотела уехать в Москву учиться, но Николай Андреевич сказал: «Все уезжают, а кто же землю пахать будет?» И мне вдруг стало стыдно, что я хочу уехать потому, что здесь труднее жить…

Владимир, улыбаясь, смотрел на нее, и Маша, смутившись, поглядела на свои руки, ужаснулась, какие они грубые, жесткие, и сказала:

— Когда лен теребили, бывало все ладони в крови, словно ножом изрезаны… Стебли в горсть зажмешь, а выдернуть нет сил, больно…

«Зачем же это я говорю? Он вообразит, что я стыжусь», — подумала она и умолкла.

Вошла Анна Кузьминична, Том внес самовар; пришел Николай Андреевич.

— Ну, рассказывай, что видел за морем-океаном? Какие там чудеса? — сказал он, гордясь сыном, и благодарно улыбнулся Анне Кузьминичне, как бы признавая, что обязан этой радостью ей.

— Вот одно из заморских чудес. Я купил это в Нью-Йорке, — сказал Владимир, вынимая из кармана маленькую круглую коробочку.

Он положил коробочку на стол, и все с любопытством стали рассматривать ее. На дне коробочки, под стеклом, был нарисован тощий, желтый, почти голый индус, стоящий на коленях со связанными на спине руками; палач занес над его головой железный меч. Стоило нажать кнопку — и палач опускал свой меч на шею несчастного. Но голова не отваливалась — продолжала держаться на железной шее. И было непостижимо, как же мог меч очутиться ниже шеи, не разрубив ее.

— Весь интерес этой «игрушки», по замыслу ее изобретателя, состоит в том, чтобы отгадать, каким образом меч проникает через железную шею, хотя всем ясно, что он не может разрубить ее, — говорил Владимир, нажимая кнопку, и палач рубил голову несчастному индусу.

Николай Андреевич удивленно покачивал головой:

— Вот это чудо!

— Это просто обман зрения, — сказал Владимир, снова нажимая кнопку карманной американской гильотины. — Вам кажется, что меч падает на шею и рассекает ее, а на самом деле меч вращается на своей оси в обратную сторону, описывая полный круг, и оказывается уже внизу, под шеей индуса. Но вы этого не замечаете, потому что меч вращается со скоростью, неуловимой для глаз благодаря сложному механизму «игрушки».

— Это… игрушка? — тихо спросила потрясенная Анна Кузьминична.

— Да, я купил эту гильотину в магазине подарков для детей, — сказал Владимир, повертывая коробочку другой стороной. — Вот здесь написано: «Индус. Патент № 824. Сделано в Германии. Запатентовано в Германии, Англии, Японии и Соединенных Штатах. 20 июня 1933 года».

— Да как же позволяют делать такие игрушки? — воскликнула Анна Кузьминична. — Неужели есть на свете матери, которые покупают такие игрушки? Это же сумасшествие!

— Нет, мама. Эту игрушку делали очень трезвые, расчетливые люди. Они воспитывают с детства в людях жестокость, будят в них зверя, чтобы эти люди не знали пощады, когда их пошлют убивать нас…