Большая душа

— Когда ты научился так играть, Веня?

Веня растерянно ахнул, отнял руки от клавиш, вскочил с табурета и, весь красный и смущенный, пролепетал:

— Простите, извините меня. Это так вырвалось. Я нечаянно. Больше не буду. Никогда не буду больше.

— Нет, будешь, мой мальчик. Непременно будешь, — кладя ему руку на плечо, прервал этот прерывистый лепет Юрий, — и играть будешь, должен учиться играть. Но не один, а со мной. Ну да, со мной, что ты так удивленно на меня смотришь? Я хочу, чтобы ты занимался музыкой, мальчик, брал уроки, ну хотя бы у меня, на первых порах, а потом, Бог даст, и у настоящего учителя, потому что ты обладаешь редким, по-видимому, музыкальным слухом и чуткостью, мой друг, и было бы грешно закапывать в землю то и другое. А теперь скажи мне, что ты играл?

Что мог ответить Юрию Львовичу на этот вопрос Веня? Разве он знал, что играли его пальцы? Ведь эти звуки диктовали его грезы, его детские яркие мечты. Сама душа его как будто нашептывала ему эти звуки.

Он все еще стоял, смущенный и сконфуженный, перед Юрием Львовичем, потирая руки, не зная, что ответить музыканту, в то время как вся душа мальчика радостно всколыхнулась под впечатлением его слов.

Да неужели же это правда? Неужели, и он, Веня, достоин того, чтобы брать уроки у Юрия Львовича? Так у него, у жалкого горбуна, есть музыкальные слух и чутье, как говорит Юрий Львович! Так, значит, не совсем обидела судьба его, бедного Веню?

А Юрий между тем продолжал, глядя на мальчика так, точно впервые увидел его:

— Это удивительно, право; чтобы импровизировать так, как ты сейчас импровизировал, не зная ни одной ноты, не имея понятия о музыкальной технике, надо или обладать настоящею искрой Божией, то есть носить в душе зародыши недюжинного таланта, или… или я ровно ничего не понимаю в вопросах искусства, — волнуясь, заключил свою речь молодой музыкант.

Потом он тут же присел перед пианино и стал, ударяя по клавишам, называть одну за другою ноты Вене.

Затем, достав толстую тетрадь — «Музыкальную школу» — и показав мальчику нотные знаки, ключи, пояснил ему их значение на клавиатуре.

— Я буду заниматься с тобою каждое утро до моего ухода на репетицию в оркестр. Я надеюсь, я уверен, что мои труды увенчаются успехом, и когда-нибудь маленький Вениамин Дубякин сделается знаменитым музыкантом. А? Что ты скажешь на это, малыш?

И опять слова Зарина подняли бурю восторга в душе Вени, и он сияющими глазами смотрел на своего будущего учителя, не имея сил произнести ни слова.

— Как, уже половина второго? Давайте же скорее обедать, Матреша… Наши не придут сегодня, а я совсем позабыл предупредить об этом вас с Веней. Да и немудрено, впрочем. Открытие, сделанное мною сегодня, совсем околдовало меня.

Счастливое до этой минуты лицо маленького горбуна вдруг вытянулось и побледнело. Все радостное оживление вмиг покинуло Веню.

— Как не придут? — испуганно и растерянно проговорил мальчик.

— Увы! Сегодня, действительно, дружок, не придется тебе повидать ни Асю, ни Досю. Я забыл тебе сказать, что нынче у нас отменили репетицию оркестра, и я, воспользовавшись этим, проехал на конке прямо на острова. Хотелось самому привезти домой сестру и Досю. Но бабушка по какой-то причине не отпустила Досю, а Ася, не пожелав оставить подругу в праздник одну, осталась добровольно без отпуска, заодно с нею. Вместо них обеих я привез тебе какой-то пакет довольно внушительных размеров и письмо, по поручению Доси. Получай его, кстати, а пакет захватишь, когда пойдешь домой, я оставил его в передней.

С этими словами Юрий вынул из кармана письмо и передал его Вене. Мальчик взглянул на конверт и сразу же узнал крупные неровные каракульки Доси, увенчанные несколькими кляксами. На вырванном, очевидно, из учебной тетради листе бумаги тем же корявым Досиным почерком стояло:

«Милый Веня. По некоторым причинам я не могу прийти сегодня. И Ася тоже не придет, потому что ей жаль меня одну оставить. Посылаем тебе желуди для кофе, собранные мною и Соней-Наоборот для твоей мамы, и, пожалуйста, не удивляйся, что письмо это написано без ошибок — его Ася поправляла. Почему я не могу прийти сегодня — это секрет, но тебе я скажу его, конечно, в следующее воскресенье. Твоя Дося».

«Мне очень грустно нынче, Веничка, потому что я не увижу тебя».

Веня прочел письмо, и прекрасные, как небо, голубые глаза ребенка затуманились слезами.

«Дося не придет, не придет из-за какого-то „секрета“. Досе грустно. Она скучает. Бедная, милая Дося». Мальчик еще и еще раз прочитал разбегающиеся строки, в то время как тяжелое, горькое чувство нарастало в его душе. Он так мечтал провести этот день с милой, доброй Досей.

Видя расстроенное лицо маленького гостя, Юрий Львович поспешил к нему на помощь.