Самое тёмное предрассветное время миновало, внутри мельницы стало светлеть. Мы с Сыма Ляном крепко прижались друг к другу, и я чувствовал, как у рёбер трепещет, словно обезумевший воробей, его сердечко. В отчаянии я заплакал.
— Не плачь, дядюшка, — утешал он, уткнувшись гладким лбом мне в подбородок. — С тобой они не посмеют ничего сделать, ведь муж пятой сестры у них большой начальник.
Теперь уже можно было разглядеть, что творилось внутри. Величественно поблёскивают двенадцать огромных жерновов, на одном из которых устроились мы с Сыма Ляном. Ещё один занимает дядя Сыма Ляна — Сыма Тин. На кончике носа у него повисла капля воды; он хлопает глазами. На остальных жерновах жмутся промокшие крысы — жалкие, омерзительные. Хищные глазки, извивающиеся червями хвосты. На полу — лужи воды, с крыши капает. Солдаты батальона Сыма в основном стоят группками, зелёная форма на них почернела и прилипла к телу. Выражение лиц, глаза ужасно смахивают на крысиные. Попавшие сюда местные держатся своих, лишь немногие смешались с солдатами — как стебли проса на кукурузном поле. Есть тут и мужчины и женщины. Женщин поменьше, они сидят на полу, некоторые с детьми, которые хныкают у них на руках, как больные коты. Кое-кто из мужчин сидит на корточках, кто-то — прислонившись к стене. Отсыревшая побелка липнет к спинам. В толпе я обнаружил и Косоглазую Хуа. Она сидела в грязи, вытянув ноги и прислонившись к спине другой женщины. Голова у неё свисала на плечо, — казалось, шея сломана. Одногрудая Лао Цзинь сидела на заду какого-то мужчины. Кто это, интересно? Лежит на полу лицом в луже, седые усы плавают на поверхности среди чёрных частичек крови, похожих на головастиков в мутной воде. У Лао Цзинь выросла только правая грудь, слева грудная клетка была плоская, как оселок. Из-за этого казалось, что её единственная грудь очень выдаётся вперёд, подобно одинокому утёсу на равнине. Сосок — большой и твёрдый — чётко выступал под тонкой блузкой. Отсюда у Лао Цзинь прозвище такое — Жестянка Масла. Как утверждала молва, такую жестянку можно было повесить на сосок, когда он возбуждён. Много лет спустя мне суждено было оказаться на её ничем не прикрытом теле, и я сам убедился, что левой груди у неё нет вовсе, о ней напоминает лишь сосок величиной с боб, похожий на мушку на щеке красотки. Сидя на заду мертвеца, Лао Цзинь нервно поглаживала лицо. Потом вытирала руки о колени, будто вышла из пещеры с пауками и снимала с лица налипшую паутину. Остальной народ устроился как мог. Кто-то ныл, кто-то смеялся, некоторые бормотали с закрытыми глазами. У одной женщины шея постоянно двигалась туда-сюда, как у змеи в воде или у журавля на берегу. Родом из Бэйхая, довольно фигуристая, она была замужем за Гэн Далэ, продавцом креветочного соуса. При такой непомерно длинной шее голова казалась непропорционально маленькой по сравнению с телом. Поговаривали, что она — обернувшаяся человеком змея, вот шея с головой и смотрятся как змеиные. Она возвышалась среди других женщин — наоборот, понуривших голову, — а в сыром полумраке мельницы это покачивание в тусклых полосках света стало для меня лишним подтверждением того, что когда-то она и впрямь была змеёй и теперь снова превращается в гадину. Я даже смотреть на неё боялся, но когда отводил взгляд, её фигура всё равно стояла у меня перед глазами.
По брусу спускалась большая змея, жёлтая, как лимон. Приплюснутая голова походила на совок для риса, а из пасти то и дело вылетал гибкий алый язык. Коснувшись жернова, змея изогнулась прямым углом и грациозно заскользила к сжавшимся в его центре крысам. Те подняли передние лапки и заверещали. Голова змеи величественно двигалась вперёд, соскальзывали с бруса и кольца толстого, с рукоятку мотыги, тела. Казалось, это не она соскальзывает, а крутится брус. У центра жернова голова змеи вдруг поднялась на целый чи, как рука. Капюшон сплюснулся и раздвинулся, открыв плотную сетку узора. Алый язычок вылетал из пасти всё чаще, это устрашающее зрелище сопровождалось шипением, от которого всё холодело внутри. Крысы сжались в комочки и верещали не переставая. Одна выпрямилась, подняла передние лапы, словно держа в них книгу, оттолкнулась задними, подпрыгнула и угодила прямо в змеиную пасть, разинутую под тупым углом. Пасть захлопнулась, снаружи осталась половина крысиного тела с забавно подёргивающимся хвостом.