Большая грудь, широкий зад

Дальше мы брели уже по краю белой солончаковой пустоши. Окаймлявшие её со всех сторон дюны были усыпаны солдатами, как саранчой. Их было столько, что, казалось, даже песок изменил цвет под стать их форме. Между дюнами, вздымая клубы пыли, носились маленькие, похожие на кроликов, лошадки. Сотни дымков от костров поднимались вверх и, достигнув ярко освещённого солнцем пространства, рассыпались на клочки, неспешно сливаясь в пелену. Расстилавшуюся впереди серебристую, как море, пустошь можно было видеть лишь на расстояние полёта стрелы: всматриваться вдаль не позволял слепящий свет. Выбора у нас не было, мы могли лишь следовать за матушкой. Точнее, за Лайди. На всём протяжении этого врезавшегося мне в память похода она тащила за собой тележку, как безропотный трудяга мул. Она и пальнуть из тяжеленной винтовки могла, защищая место нашего ночлега. Лайди стала мне ближе, я проникся к ней уважением. И хотя в прошлом она строила из себя дурочку, из её героико-романтической арии этой высокой ноты не выкинешь.

Мы продвигались по пустоши всё дальше, и месить грязь разбитой дороги становилось даже труднее, чем идти по бездорожью. Поэтому мы свернули на солончаки, которые из-за клочков ещё не растаявшего снега смотрелись как лысина на запаршивевшей голове. А редкие кустики сухой травы напоминали остатки волос. Казалось, отовсюду грозит опасность, но в ясном небе раздавались трели жаворонка, а стайка бурых, как пожухлая трава, кроликов, выстроившись полукругом в боевом порядке и пронзительно вереща, нападала на старого седого лиса. Должно быть, они изрядно от него натерпелись, раз сейчас так смело шли в атаку. Позади кроликов дикие козы с точёными мордами постоянно перебегали с места на место, и было непонятно, то ли они на стороне кроликов в этой схватке, то ли просто глазеют на происходящее.

В траве блеснул какой-то предмет. Ша Цзаохуа подала его и передала мне. Это была консервная банка, а в ней — несколько золотистых рыбок, залитых маслом. Я вернул банку Ша Цзаохуа. Она вытащила одну рыбёшку и протянула матушке. Та отказалась:

— Не буду, сама ешь.

Ша Цзаохуа слопала рыбку, вытянув мордочку, как кошка. Из корзины с мычанием протянул грязную ручонку старший немой. То же сделал и младший. Ша Цзаохуа сначала глянула на матушку, словно спрашивая разрешения, но взгляд матушки был устремлён вдаль. Ша Цзаохуа дала братьям по рыбке, и банка опустела. Осталось лишь несколько отвалившихся кусочков и немного жёлтого масла. Высунув длинный язык, она вылизала банку дочиста.

— Отдохнём, пожалуй, — произнесла матушка. — Ещё немного, и церковь будет видна.