Большая грудь, широкий зад

Она сутулилась, и Цзиньтун понял, что женщина далеко не молода, хоть и старается выглядеть обольстительной. Было противно смотреть, как она хлопает в ладоши и подпрыгивает, изображая наивную школьницу. Да и этому типу тоже ничего не поможет: уж помирать пора, а всё плейбоя из себя корчит. Будто назло Цзиньтуну, женщина вытянула оголённые белые руки и обняла вице-мэра за толстую, короткую шею. Потом подпрыгнула и чмокнула в лоб, будто клюнула. Секретарь скинул обувь, закатал штанины и побрёл по мелководью за лебедями. Подбирая умирающую птицу, он чуть не провалился в яму и так напугал вице-мэра, что тот аж ножкой топнул:

— Сяо Хэ, осторожнее!

Секретарь положил обоих лебедей на траву. Женщина наклонилась и стала теребить указательным пальцем птичьи перья.

— У них ещё и вши есть! — испуганно ойкнула она.

Охотники двинулись дальше и прошли мимо Цзиньтуна. В поисках дичи вице-мэр и секретарь смотрели лишь на болота и не обратили внимания на человека у свежей могилы. Дамочка в красном, наоборот, глянула на него пару раз с нескрываемым интересом. От неё исходил густой аромат дорогих духов, но Цзиньтун различил и еле слышную струйку лисьей вони. Фигура — да, неплохая: высокая, стройные ноги, тонкая шея, но грудь уже обвисла, хоть и с единороговскими подкладками. Искусственное оно искусственное и есть, глаз знатока не обманешь. Когда она махала руками, Цзиньтун заметил под мышками огненно-рыжую поросль. Вот она откуда, лисья вонь.

Они уже ушли, и было понятно, что приехали они вовсе не за ним, но какое-то чувство не отпускало его — то ли тревога, то ли счастья. Эти охотники и птицы пробудили воспоминания, связанные с Пичугой Ханем. «Какой удивительный дар был у Пичуги! Ведь это надо — понимать язык птиц! Иначе как бы он прожил пятнадцать лет в диких горах и лесах? Наверняка говорил с птицами, рассказывал японским птахам, как тоскует о родных краях, а может, многие летали за море, в Гаоми, и приносили весточки от Пичуга, да только мы не понимали, о чём они щебечут». Бах! Бах! Опять выстрел дуплетом. Сняли утку. Заряд дроби изрешетил бедолагу, когда она взлетела всего на метр. По болоту разметались зеленоватые перья, и она камнем рухнула в воду. Секретарь отбросил туфли, которые держал в руке, закатал штанины и снова собрался за птицей.

— Брось, Сяо Хэ, не надо, — сказал вице-мэр. — Подумаешь, мелочь, не стоит того.

— Нет, — надула губки дама в красном. — Хочу изумрудные пёрышки с неё.

— Не извольте беспокоиться, — угодливо склонился перед ней Сяо Хэ, — принесу.

Он смело ступил в болотную жижу и, пыхтя, двинулся вперёд. Ил доходил до колен, и брёл он с трудом. Рядом с мёртвой уткой было глубже, он уже провалился чуть ли не по пояс.

— Сяо Хэ, назад! — закричал вице-мэр, но было поздно. Из ила с хлюпаньем вылетел пахнущий серой пузырь, и казалось, не парень ухнул вниз, а ил поднялся. Откинув голову назад, секретарь что-то крикнул. Что именно, Цзиньтун не разобрал, но бледное лицо парня и выражение ужаса на этом лице прочно отпечатались в его сознании.

К вечеру попытки извлечь тело из трясины прекратили, все разошлись. Лишь одна седовласая женщина осталась сидеть возле болота, обливаясь слезами. Какие-то люди тоскливо упрашивали её, устало тянули за руку, но старушка вырывалась, не уходила. Она снова и снова бросалась туда, где утонул её сын, и каждый раз её оттаскивали те, что были рядом. Потом эти люди взяли её под руки и просто уволокли. Носки её ног оставили на лугу две белёсые полоски следов.

И снова всё стихло. Перед глазами расстилался луг, развороченный автомобильными колёсами и гусеницами, затоптанный десятками ног. В сумеречном воздухе смешались запахи людей, машин и сочный аромат трав. Парня искали целый день, но вызволить его из ила так и не удалось. В эту яму опускались бойцы военной полиции, обмотанные вокруг пояса стальной проволокой, все перемазались, но дна ямы так и не достигли. Секретарь словно во вьюна оборотился, и куда он зарылся — один Бог знает.

Весь день Цзиньтун просидел у могилы матери. Никто с ним не заговаривал, никто даже не спросил, кто лежит в этой могиле. Смерть молодого секретаря снова ввергла его в размышления: «Если опять заявится суровый представитель власти и будет требовать раскопать могилу, я раскопаю, вытащу тело, взвалю на спину, пройду несколько шагов и ухну вместе с матерью в эту яму. До последней минуты не отпущу рук, вдвоём оно потяжелее, можно погрузиться и быстрее, и глубже».