Большая и грязная любовь

Черт. Одно дело понимать умом, другое дело слышать. У нас, женщин, уши вообще эрогенная зона, ага.

Улыбка стала до неприличия широкой, а Гера, заметив мою реакцию, совсем посуровел.

– Ты знаешь, кто он? – процедил бритоголовый.

Ответить не смогла – у меня этот, как его, паралич речевого аппарата случился. От счастья, разумеется.

– Он высший инкуб! – неожиданно рявкнул Гера.

А потом тихо выругался и свернул к обочине. Причем в этот миг угадать в нем аккуратного водителя было невозможно. Маневр сопровождался ревом клаксонов, визгом тормозов и матами товарищей по дорожному движению.

– Ты чего? – пискнула я, когда машина остановилась. Кстати, эта остановка лишний раз напомнила, зачем ремни безопасности придуманы, – если бы не ремень, я бы точно торпеду лбом протаранила.

– Он высший инкуб, – процедил лысый камикадзе. – Понимаешь?

Испугалась я, разумеется, не информации, а вот этой экстренной остановки. Но Гера все по-своему понял и чуток смягчился.

– Крис, я знаю, что это не мое дело, но послушай совета – прекрати.

Испуг сменился удивлением, а бритый добил:

– Прекрати его цеплять!

– Что?..

– Не знаю, нарочно или нет, но ты его провоцируешь, Крис! Этот чертов лифт – все знают, Глеб терпеть не может, когда кто-то подходит настолько близко. Это неписаное правило компании – в лифт с шефом не входить!

Вот как? А я… а мне же не сказали…

– Потом кофеварка, – продолжал водитель. – Глеб сам себе кофе готовит, трогать эту кофеварку запрещено под страхом смертной казни.

Фига-се у них слухи распространяются. А про казнь он ведь фигурально, да?

– Спорить с Глебом нельзя тем более. Да и вообще! Крис, ты… ты… дура ты, Крис! – заключил «шкаф» и откинулся на спинку сиденья. Да еще глаза прикрыл – типа совсем от молчаливой меня устал.

Некоторое время сидели молча. Мне сказать нечего, а Гера явно не может. Ну а когда дар речи к бритоголовому вернулся…

– Крис, ты не понимаешь главного. Глеб… он не совсем нормален. Он с придурью, вылечить которую невозможно. Он высший, он сильнее любого из нас. Когда он питается, выпивает почти досуха. И ему это не нравится, поэтому питается очень редко. Глеб всегда голоден, это уже привычка. А еще он всегда обходит стороной женщин вроде тебя.

Уф! Это… это что сейчас было?

– Ты тоже инкуб? – ошарашенно выдохнула я.

– Разговор не обо мне, – парировал Гера. – Речь о Глебе. Глеб на тебя запал, и мы все знаем, во что это выльется. Поэтому прошу, даже умоляю… прекрати. Не задевай его, Крис! Он же не железный, рано или поздно не выдержит, а потом…

– Что?

Мне подарили очень нехороший взгляд.

– А потом, – процедил собеседник, – ты будешь выпита, а мы получим совершенно невменяемого шефа. Совестливый он у нас, понимаешь? Особенно когда речь о хороших девочках заходит.

То есть я – хорошая? Черт! Ну вот опять на губах неприлично счастливая улыбка, а разум розовым туманом заволакивает.

– Дура, – зло резюмировал бритый. Хлопнул ладонями по рулю. – Ни слова не услышала.

– Да все я услышала…

– Тогда какого лешего улыбаешься?! – рыкнул «шкаф».

Вот вообще не собиралась отвечать, оно само с языка сорвалось:

– Люблю я его.

Опять условная тишина в салоне – Гера молчит, я досадливо кусаю губы. Только неведомый певец по радио распинается… и песня, как это ни парадоксально, о любви.

– Дура, – выдержав ну о-очень долгую паузу, повторил водитель. Включил поворотник и неспешно вырулил на дорогу.

Кажется, меня только что внесли в списки самых неадекватных неадекватов. Ну и ладно! Ну и пусть!

Наверное, я какая-то неправильная, совсем дурная и совсем глупая. Ну а чем еще объяснить тот факт, что, вернувшись домой, даже не вспомнила про запрещенный форум? Я вообще обо всем забыла – разум был подернут туманом, сердце стучало в каком-то невообразимом ритме, в коленках появилась неуместная, но очень приятная слабость. Думать могла только об одном – о нем, о Глебе.

Какие, на фиг, интриги? Какие расследования? Жар его тела, горячность поцелуев, скольжение пальцев и тихое, проникновенное «Кри-ис…» – вот что важно. Остальное мелочи и суета. А его плечи? А его глаза? Даже когда в них не алые всполохи, а самые настоящие молнии, начинаю таять. А когда он улыбается? Ведь в такие моменты становится совершенно не важно, что будет дальше, чем наша история кончится.

Рядом с ним все не важно. И нет той силы, которая способна вразумить и заставить выбросить его из головы. Есть только он и никого кроме.

Ближе к ночи туман, застилающий разум, совсем плотным стал, а я вдруг поняла – это не что иное, как ломка. Сразу вспомнились рассуждения инкуба о том, что секс тоже наркотик, но дело было в другом. Мне не хватало тех самых глаз, дыхания, улыбок… Мне не хватало его! Дайте! Дайте любого! Пусть злого и неразговорчивого, но только дайте!

В какой момент к ломке добавилась паранойя – не знаю. Просто начало чудиться, что он вот-вот придет. Ну или позвонит. Или малюсенькую, ничего не значащую эсэмэску черкнет! Ведь номер телефона, равно как и адрес, Глебу узнать не сложно, все данные в отделе кадров ООО «С.К.Р.».