Большая игра

«У нас все необходимое есть, да и вообще понятие „бедность“ не существует на нашей улице, но почему даже Здравка, его собственная сестра, бредит вещами, которые не каждый может иметь? Не отвечай мне, Яни, друг! Ничего не говори. Так же, как ты промолчал, когда я спросил про Паскала, не говори ничего и сейчас. Ты же знаешь мою глупую привычку задавать вопросы, на которые я сам должен найти ответ. Да, это вопросы к самому себе, но произнесенные вслух единственному другу. Да, Яни рассердился на Паскала и на его брата и из-за „скейт-борда“ и из-за всего, чего у них с Яни не было и о чем они даже не помышляли, но что сводило с ума даже таких девчонок, как Здравка…»

— Здрава! — сердито позвал Крум.

Здравка и ухом не повела. Быстро и легко носилась она по асфальту, поворачивая руль то вправо, то влево, выделывая невероятные пируэты, и Паскал не поспевал за ней. В какое-то мгновение они даже подъехали к самому входу в школу и прокатились по железной решетке, о. которую школьники вытирали ноги.

— Здрава! — теперь уже испуганно крикнул Крум. — Шины проколешь!

Плоская решетка снова зазвенела, Здравка и Паскал дали задний ход, Здравка даже приподняла переднее колесо велосипеда, норовя скорее проскочить, но заднее колесо уже застряло между железными прутьями. Девочка потеряла равновесие и остановилась.

— Это еще что за номера! — рассердился Крум. — Если проколола шину, сниму заднее колесо с твоего велосипеда.

Издали нельзя было разглядеть, что произошло. Но Здравка уже вытащила колесо. Паскал сделал плавный поворот вокруг нее. Крум и Яни направились к ним, чтобы наконец забрать свои велосипеды, но тут из школы вышли директор и Здравкин классный руководитель. За ними с огромной сумкой на молниях семенил коротко остриженный мальчуган в школьной форме с белым девчачьим воротничком.

Это был Досё, сын классного руководителя Геринской, женщины энергичной, похожей на мужчину. Над губой у нее даже пробивались небольшие усики.

Паскал мгновенно слез с велосипеда и чинно вытянулся. И резинку жевать перестал.

Здравка сняла ногу с педали и грациозно коснулась железной решетки.

Похоже, Геринская сделала ей замечание, потому что Здравка медленно, с явной неохотой слезла с велосипеда и замерла, вызывающе подняв голову.

Геринская и директор ушли. За ними все так же уныло и безропотно плелся Досё Геринский, а Здравка и Паскал не стали садиться на велосипеды.

Заднее колесо было в порядке, если не считать двух светлых полосок — следов решетки.

— Она сказала, чтобы мы ездили осторожнее! И не воображали о себе бог знает что, если уж нам удалось перекрыть уличное движение. И чтобы больше это не повторялось. Хочет, чтобы мы были осторожными, как ее слюнтяй Досё.

— От женщины с усами, — Паскал принялся жевать резинку, — другого и ждать нечего!

Все знали, что у Геринской властный, суровый характер, угодить ей трудно, еще труднее заставить ее выйти за рамки холодной, безразличной строгости, которую некоторые называли принципиальностью, а Здравка считала проявлением дурного характера. И вот надо же — жуткое невезение: попасть в класс именно к Геринской!

— Вдобавок ко всему, — вздохнула Здравка, — будет родительское собрание! Специально чтобы жаловаться на нас!

— А ты боишься? — спросил ее Крум.

— Я? — с искренним возмущением воскликнула Здравка. — Ты меня не знаешь!

— Знаю, — усмехнулся Крум.

— Боится этот слюнтяй Досё, — подхватил с видимым безразличием Паскал. — И больше всего собственной матери!

— А ты не боишься матери? — спросил его Яни.

Паскал резко повернулся к нему, точно хотел что-то сказать, но промолчал, и все вдруг заметили, как он побледнел. Казалось, щеки мальчика сразу пожелтели, а тонкий нос заострился, и сам он весь сжался, потемнел.

Крум и Яни сели на велосипеды.

— Идите домой, — сказал Крум. — И все-таки поосторожнее с этим «Большим стопом» на проспекте. — Злость его прошла: велосипед в порядке, да и Паскал, грустный, беспомощный, вызывал острое чувство жалости. — Мы покатаемся!

Паскал вдруг протянул к мальчикам руку. На маленькой ладони лежали две нераспечатанные жевательные резинки в ярко-фиолетовых блестящих обертках. Паскал отвел взгляд, но мальчики и Здравка с удивлением заметили, что подбородок его слегка вздрагивает, а уголки тонких губ страдальчески опустились.

9

Не сейчас, а гораздо позже мальчики поймут, что эта самая длинная улица в городе, по которой столько хожено ими, будет помниться им всю жизнь.