Большая игра

– Это труднее, чем ты думаешь, – ответила я. – По-моему, сейчас даже боги с Уолл-стрит слетают со своих недосягаемых пьедесталов.

– Почему бы нам не стать партнерами? – как бы невзначай предложил Эдди. – Я могу дополнять твою игру участниками, которых тебе недостает, и сам буду играть.

У него был один крупный туз и целый табун игроков, за которых он поручался уже годами.

– М-да, может быть, и сработает, мне надо подумать…

– Радость моя, – сказал он и налил мне глоток текилы. – Мы могли бы стать непобедимой командой.

Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, мне хотелось доверять Эдди, хотелось надеяться, что он не подставит меня, чтобы отобрать мою большую игру. С другой стороны, было бы очень, ОЧЕНЬ неплохо разделить с кем-то финансовое бремя покрытия долгов нерадивых плательщиков и трудности поиска подходящих игроков. К этому времени я обеспечивала банкроллы и гарантировала игру. И если игрок платил недобросовестно или платеж не поступал в течение недели, я сама выписывала чек, чтобы успокоить выигравшего.

Эдди и практически все остальные организаторы игр пускали за стол парочку профи и брали процент с их выигрышей и проигрышей. Но именно благодаря тому, что я сама не играла, я видела игру в целом объективно и справедливо.

Вопреки голосу разума я решила попробовать принять предложение Эдди. Он появился со своими лучшими игроками и несколькими профи. Кеннет был не в восторге. Эдди, однако, был душой вечера и играл свободнее, чем другие. Обычно он играл по-другому, а это была та самая возможность, которой он дожидался. Он прошел долгий путь от двухдолларовых столов. Кеннет выиграл, игра в целом удалась, и я разрешила Эдди поговорить с дилерами о рейке. Я никогда раньше не брала процента с игры. В основном потому, что моя игра была не слишком рискованной, а вознаграждение я получала огромное.

Когда все игроки разошлись, ночь уже подходила к концу, мы с Эдди произвели расчеты. Разница между процентом и нашими ставками на «лошадей» («лошадь» – это игрок, за которого делают ставку) составила по двести тысяч долларов на каждого – больше, чем я когда-либо зарабатывала. Такая огромная прибыль заводила, но вместе с тем я ощущала в душе какое-то ноющее чувство вины, как будто я обманула или обворовала своих друзей. Это было грязное занятие.

Что ж, я высоко взлетела. Я превратила моих врагов в друзей, приручила критиков и зарабатывала столько, что не знала, на что потратить эти деньги.

Глен в прежние времена участвовал время от времени, теперь играл регулярно. Он хотел, чтобы игра в его доме проводилась каждую неделю.

– Это будет твоя игра, и у тебя будет абсолютный контроль за ней, – обещал он.

Это было не очень хорошо: моя игра в доме одного из игроков уменьшала мое влияние. Но я уступила. Глен был моим бойфрендом.

Проигрывал Глен постоянно, причем больше всех. Это обстоятельство создавало еще одну проблему, поскольку мои действия как сборщика долгов теперь в значительной степени означали получение денег от собственного бойфренда, которые я использовала, чтобы выплачивать выигрыши его партнерам и зарабатывать самой.

Кроме того, мне нужно было проводить другие игры, а улизнуть с игр Глена было непросто. В один из вечеров он проиграл около двухсот тысяч, как раз когда мне нужно было уехать на другую игру.

В этой игре участвовали несколько покерных маньяков, и один из них был Дикон Райт, мальчик из трастового фонда. Дикон был плохим игроком. Очень плохим.

Дикон обожал провоцировать Глена.

– Глен, твоя девушка уходит? – Потом повернулся ко мне: – Ты среди ночи отъезжаешь с игры своего бойфренда? И куда же это ты направляешься?

Я, стиснув зубы, молчала. Прежде всего, это не была «игра моего бойфренда», поскольку это я приглашала игроков и гарантировала игру. Я несла риски, чтобы игра проходила интересно, в том числе позволив Дикону играть.

А тот продолжал, снова обращаясь к Глену:

– Твоя девушка уходит, а на тебе двести тысяч. – Он гнул свою линию.

Глен бросил на меня неприязненный взгляд. Я должна была обязательно попасть на другую игру, чтобы проверить записи, таблицы и кредит. На прошлой неделе цифры не сошлись, и меня это тревожило, потому что я знала, что мои записи защищены недостаточно хорошо.

Моя личная и профессиональная жизнь снова мешали друг другу, и мне это совсем не нравилось. В этой комнате, в этой игре я не была ни сторонницей Глена, ни его девушкой. Я руководила бизнесом. Если я сейчас уеду, я поставлю его в неловкое положение перед его друзьями. И я не хотела, чтобы он продолжал терять деньги, но мне надо было работать.

Я встала, собираясь уходить, он махнул мне, чтобы я подождала.

Он вышел за мной в холл.

– Уже ночь, – сказал он.

– Мне нужно посмотреть, что происходит на другой игре.

С минуту мы препирались, потом я перебила его:

– Я сейчас уезжаю, но потом вернусь.

Уже на лестнице я обернулась, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Он захлопнул дверь прямо перед моими глазами.