Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

13 февраля 1878 г. английская боевая эскадра бросила якорь в Мраморном море неподалеку от Принцевых островов. Вслед за этим торийский Кабинет запросил, а парламент одобрил кредит в 6 млн. фунтов стерлингов (60 млн. руб.) на военные нужды; резервисты призывались на действительную службу, а семь полков англо-индийской армии были переправлены из Индии на Мальту. Будучи прекрасно осведомлены о внушительных приготовлениях своего геостратегического противника, которые сопровождались беспрецедентным дипломатическим давлением, царские генералы сочли за благо остановить наступление у ворот Константинополя. Когда шовинистическая кампания в прессе достигла кульминации, а партии сторонников решительных действий в обеих империях громогласно требовали их начала, новое вооруженное столкновение между традиционными соперниками казалось современникам неизбежным.

При таких обстоятельствах полковник Л.Н. Соболев, ветеран туркестанских кампаний и очередной начальник Азиатской части Главного штаба, представил на суд Милютина план, основными пунктами которого была отправка специального российского посланника в Кабул как симметричный ответ на миссию Пелли и организация похода к Верхнему Оксу (Амударье), а при благоприятных обстоятельствах и далее в Индию через Афганистан[627]. Сам Соболев был глубоко убежден, что «движение русских войск не только потрясут, но уничтожат Британскую империю в Индии, тогда как последствия такого разрушения будут настолько значительны, что весь мир содрогнется. Англия после этого будет вычеркнута из списка великих держав, а Россия превратится в абсолютного властелина Азии»[628].

Заручившись содействием военного министра, Соболев направил свой план Кауфману, чтобы офицеры его штаба детализировали первоначальный замысел. Ситуация еще больше накалилась после того, как герой русско-турецкой войны, победоносный генерал-лейтенант Скобелев озвучил идею вступить в союз с эмиром Шер Али, уже давно стремившимся-де освободиться от каких-либо обязательств перед англичанами. Такой союз, по мнению «Белого генерала», как называли Скобелева современники, обеспечил бы беспрепятственный и быстрый проход царских войск к Инду[629]. В свою очередь Кауфман делал ставку на превращение Афганистана в еще один российский протекторат по типу Бухары и Хивы, вслед за которым должно было последовать установление сюзеренитета России над Персией. Согласно взглядам туркестанского генерал-губернатора и его окружения, реализация данного сценария могла окончательно подорвать престиж Великобритании в Азии, вывести русских к берегам Индийского океана и отдать Балканы в руки России. 4 апреля 1878 г. Кауфман послал шифрованную телеграмму начальнику Главного штаба графу Ф.Л. Гейдену: «Интересам Англии в Азии можно угрожать выставкой Туркестанского отряда ближе к Аму[дарье], примерно у Ширабада, и сверх того движением к Мерву с Кавказа и Петро-Александровска, направив в Мерв десять или пятнадцать тысяч. Успех зависит от положения, какое примет Афганистан. Можно войти в сношения»[630].

Спустя две недели Милютин доложил царю, что, хотя поход на Индию представляется ему чрезвычайно рискованным из–3а отсутствия достаточных экспедиционных сил и скудости бюджетных средств, русским следует нейтрализовать враждебность афганцев и провести разведку доступных маршрутов продвижения к Инду[631].

После того как Россия и Турция заключили перемирие в Сан-Стефано, Александр II собрал министров, дипломатов и генералов для обсуждения дальнейшей политики на Среднем Востоке. Примечательно, что специальная записка, подготовленная к этому совещанию тайным советником бароном Н.Е. Торнау, предусматривала вторжение в Индию через Астрабад, расположенный в персидском Хорасане, и Герат, нарушая, таким образом, суверенитет сразу двух государств — Персии и Афганистана[632]. Однако это не смутило Барятинского и Кауфмана, поддержавших проект, в то время как Гире, Крыжановский и великие князья испытывали сомнения в его реализуемости. Милютин, со своей стороны, указал на некоторую преждевременность столь широкомасштабной операции, хотя и не отрицал саму идею. Компромиссное решение, которое он рекомендовал принять, состояло в отправке к афганской границе 60 рот пехоты (12 тыс. штыков) и 26 эскадронов казаков (3 тыс. 328 сабель)[633].