Большая игра

— Он остается. Ты должен дать ему шанс. Он как проклятый практиковался в стрельбе. И не забывай, кто его учитель. Я в тринадцать лет добыл медведя.

— Оскари — не ты.

— Он — мой сын.

Мужчины замолчали и повернулись в мою сторону. Я вытер рукавом нос и выпрямился.

Хамара снова покачал головой и громко вздохнул:

— Если он заблудится, я его искать не пойду.

— Он не заблудится, — сказал папа. — Он умный парень. Просто произнеси свою речь, и пускай едет.

Хамара задержал на мне взгляд, потом посмотрел на Зифонена и Ристи — они пожали плечами. Тогда он кивнул, надел шапку и сказал:

— Хорошо. Традиция есть традиция.

Папа плюнул в ладонь и протянул ее Хамаре. Он помедлил, затем тоже поплевал на ладонь и ответил рукопожатием. Мужчины стиснули руки с такой силой, будто хотели переломать друг другу кости.

На прощание папа крепко сжал мое плечо. Спустившись вместе с остальными вниз, он оставил меня один на один с Хамарой.

Утомленные ожиданием мужчины негромко разговаривали.

— Тишина! — призвал к порядку Хамара. Когда все замолчали, он продолжил:

— В жилах этого мальчика течет кровь охотника. Вы все когда-то стояли на его месте. Сегодня черед Оскари следовать традициям. У него есть одна ночь и один день, чтобы проявить свое мужество. — Хамара искоса посмотрел на меня, прочистил горло и продолжил: — Завтра он принесет то, чем наградит его лес.

— Лосиный навоз, — послышался шепот.

Хамара прервал свою речь, укоризненно оглядел толпу и снова заговорил:

— Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам. Надо прислушаться к нему и сделать все, чтобы поймать добычу. Мы охотимся здесь сотни лет, это наша земля. Но ничего не дается нам просто так.

Хамара помедлил и продолжил:

— В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной.

Хамара опустил руку мне на плечо и спросил:

— Что тебе по силам? — Не дожидаясь ответа, он протянул мне полный колчан стрел, поднял ружье к небу и спустил курок.

Долина тут же наполнилась грохотом — все охотники дали залп в воздух.

Папа посмотрел на меня исподлобья и серьезно кивнул. Я ответил ему тем же, повесил лук за спину и, ни на кого не глядя, спустился к квадроциклу. Больше всего я мечтал умчаться отсюда. Дикие горы больше не пугали — они манили меня.

Я повернул ключ зажигания, но ничего не произошло. Сглотнув слюну, я повторил попытку. Тишина. Сегодня что, все против меня сговорились? Даже квадроцикл пытается…

Тут взревел мотор, и я со всей силы нажал на рычаг. Бросив в сторону папы прощальный взгляд, я уехал прочь из долины Черепов, прямо в дикие заросли горы Акка.

Мое испытание началось.

Первая кровь

Лучший. Момент. В жизни.

Ветер обдал лицо прохладой, когда я выехал на лесную дорогу. Как же хорошо было наконец оказаться в одиночестве. Никто не будет здесь унижать и высмеивать меня. Никто, кроме меня самого.

Долина Черепов осталась далеко-далеко позади. Пролетая мимо изумрудных деревьев, квадроцикл уносился в глубь леса. Солнце опускалось за верхушки сосен, отправляя последние лучи в гущу серой хвои. Покрытая грязью узкая дорога, уползавшая в горы, казалась вытоптанной сотни лет назад тайной тропой. Там и тут ее разрывали острые камни и могучие корни, напоминавшие выгнутые спины морских чудищ. Квадроцикл уверенно подъезжал к ним и преодолевал все препятствия. Я ехал пригнувшись, чтобы не зацепиться за нависавшие над дорогой ветки. На лице у меня была улыбка, в ушах гудел мотор, а за спиной висел охотничий лук. Он был в разы больше моего, но я привык носить отцовский лук после совместной вылазки в лес, так что тяжесть традиционного лука меня не сильно смущала.

Я решил ехать напрямик к тому месту, о котором рассказывал папа. Судя по отметке на карте, до него от долины Черепов было полтора часа езды и еще минут тридцать пешком. Я планировал добраться туда до темноты, чтобы остановиться чуть ниже заветного места, поставить палатку и развести костер с подветренной стороны. На охоту мне отвели всего сутки, так что рано утром надо было отправляться на поиски дичи.

Мысль о том, что там может вообще не оказаться оленей, я гнал прочь.

Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что еду уже целый час. Так, незаметно, я проделал двадцать-тридцать километров и неплохо укладывался в свое расписание.

Подбираясь все ближе к месту стоянки, я представлял, как выпущу стрелу в оленя, потом сниму с него шкуру, привяжу себе за спину оленью голову с раскидистыми рогами и выеду из леса победителем. Вот тогда Хамара не посмеет смотреть на меня сверху вниз, и из его взгляда уйдет унизительная жалость. А самое главное, отец будет мной гордиться. Понятное дело, он не ждет от меня подвига, но тем сильнее папа обрадуется, если мой трофей окажется не хуже медведя, убитого им в тринадцать лет.

Эти мысли напомнили мне о фотографии, которую я снял с доски почета в Охотничьем домике. Притормозив, я порылся в кармане и вытащил фото. Держа руль одной рукой, второй я сжимал старую карточку.