Большая игра без правил

С утра меня не покидала мысль, что именно сегодня произойдет то, что выведет наши с ним отношения на другой, более определенный уровень. Я и ждала, и боялась этого момента, понимая, однако, что его не миновать. Поэтому его приглашение погулять с утра в Александровском саду явилось для меня недвусмысленной возможностью пролить, наконец, некоторую ясность на мое будущее, которое зависело сейчас от того, испытывает ли адмирал Ларионов ко мне взаимные чувства. Мои же собственные уже были вполне определены. До некоторых пор я и избегала, даже с самой собой, в силу устоявшихся привычек, называть вещи своими именами, но теперь мне приходилось признать со всей очевидностью – я влюблена… Сестрица Ольга говорит, что не нужно лицемерить перед собственной душой, и она права. Как легко становится жить и принимать решения, когда точно знаешь, чего ты хочешь. Милая сестрица, она искренне заботится обо мне, и без ее теплой поддержки я бы вряд ли сейчас с такой уверенностью и таким воодушевлением направлялась на это свидание в любезно предоставленном ею же изящном ландо.

И вот Александровский сад встречает меня зеленью листвы, веселыми толпами нарядной публики и бодрыми звуками духового оркестра. Погода словно благоволит к нам – стоит на редкость приятный, теплый и солнечный день, небо, украшенное редкими и легкими белоснежными облаками, отрадно голубеет, создавая ощущение праздника и беззаботности, которое усиливается от обилия множества лодок и яхт самых разнообразных расцветок и размеров, усеявших гладь Невы. Все это представляет разительный контраст с мрачной серостью Лондона, где смог и низкое облачное небо, вечно сеющее мелкий дождь, где воды Темзы темны и зловонны, и больше напоминают сточную клоаку, чем главную реку столицы Британской империи…

Встретив меня у входа в сад, адмирал галантно предложил мне руку и мы не спеша пошли по главной аллее. Да, здесь есть на что посмотреть, в этом саду… Теперь мне понятно, что русские называют «местом отдохновения души». Великолепные деревья, уютные аллеи со скамейками и статуи античных героев, мирно соседствующих с бюстами великих русских деятелей культуры и искусства. А над всем этим гордо возвышается Адмиралтейский шпиль…

Здесь словно воплотился дух русского народа, который гордится своей историей, своими героями. Люди приходят сюда не только для того, чтобы отдохнуть и развлечься, но и подумать о будущем и погрузиться в романтические чувства…

Романтичность этого места уже начинала действовать на нас, даря тот контакт, который позволяет без слов угадывать чувства и настроение собеседника. И это было замечательно – такая обстановка укрепляла мою решимость высказать адмиралу все то, что давно было в моем сердце. Видимо, и он тоже ощущал нечто подобное. Мы с ним шли вдоль аллеи, ведя обычную светскую беседу – что было скорее данью хорошим манерам, так как оба мы явственно чувствовали, что между нами присутствует нечто, требующее обязательного разрешения и установления определенности. Оно, это нечто, читалось во всем – во взгляде адмирала, чуть дольше задержавшегося на моем лице, в близком наклоне ко мне его головы, наконец, в его улыбке, которая просто и без обиняков говорила о том, как ему приятно на меня смотреть.

Все скамейки на главной аллее были заняты, и мы постепенно уходили вглубь сада, пока не вышли на узкую боковую аллею, вдоль которой оставалось несколько свободных скамеек. У меня непроизвольно возникла мысль о том, сколько волнующих признаний, должно быть, слышали эти скамейки, сколько трепетных вздохов, счастливых слез помнят они, эти молчаливые свидетели любовных историй…

А еще я думала о том, что совсем и не знаю, что такое любовь. Разве так уж обязательно это знать? Главное, что я чувствую это – и чувствую безошибочно. То, что я испытываю к адмиралу Ларионову, совсем не похоже на описания из тех любовных романов, которые мне доводилось читать – тем не менее я уверена, что это и есть она – та самая могучая сила, что бесповоротно меняет людей, заставляет по-другому смотреть на мир и вдохновляет на подвиги и свершения…

Мы присели в тени раскидистого дуба, в самом удаленном конце аллеи, где никто не мог нас потревожить. Издалека доносилась музыка военного оркестра, наигрывающего мелодию неизвестного мне вальса. В густой кроне дерева тихо шелестел заплутавший ветер и чирикали о чем-то своем птицы.

Мой адмирал молчал, он словно прислушивался к чему-то внутри себя; легкая задумчивая улыбка молодила его лицо и делала его похожим на мальчишку, увлеченного романтическими мыслями. И я с трепетом в сердце осознавала, что видеть его, сурового воина и бесстрашного командира, таким вот, открытым и настоящим – возможность, доступная немногим, может быть, лишь самым близким для него людям. И я желала в этот момент – желала всеми силами своей души – стать для него по-настоящему и навсегда самым близким и родным человеком…