Большая игра. Британская империя против России и СССР

«Когда и если тебе нужны… государственные политически мотивированные кредиты, ты должен понимать, что речь идет о политике. По тем временам такие кредиты можно было получить только у западных демократий. У них есть свои представления о нормах поведения стран, которые нуждаются в их финансовой поддержке. Советская империя в Восточной Европе базировалась на общем убеждении в том, что мы можем применить и готовы применить столько силы, сколько нужно, чтобы сохранить у власти действующий коммунистический режим… А, собственно, что это значит? А это значит для режима, который весь основан на вере в то, что власти способны и готовы применить столько насилия, сколько надо для того, чтобы сохранить контрольное положение в стране, это значит одно, это требование того, чтобы режим сам себя распустил»[272].

Егор Гайдар

30 мая президент Горбачев прибыл в Вашингтон с государственным визитом, вспоминает Джеймс Бейкер. Президент Буш произнес почти дежурные слова: «Соединенные Штаты выступают за членство Германии в НАТО. Однако, если Германия предпочтет другой выбор, мы будем его уважать». «Я согласен», — сказал Горбачев. Это было прямое согласие на вступление объединенной Германии в НАТО. Что бы там Горбачев ни говорил позднее о якобы данных ему обещаниях.

«Экономическая цена, которую заплатил Запад за отказ СССР от контроля над Восточной Европой, оказалась невысокой. Кредиты и гранты ФРГ за согласие на объединение Германии, итальянские связанные кредиты, американские зерновые кредиты — это, если вспомнить о цене вопроса, немного»[273]

Егор Гайдар

Действительно немного. Не больше 30 сребреников, если учесть еще, что эта цена включает и развал собственной страны.

«Если бы холодная война не прекратилась, случилась бы Третья мировая… Мы спасли мир. Не скажу, что я сделал это в одиночку, но моя роль была одной из самых важных…

…Я был одним из самых горячих сторонников американской политики. Когда им была нужна моя поддержка в Ираке, я дал им ее. А что случилось здесь — для меня необъяснимо»[274]

Эдуард Шеварднадзе

1989 год. Уход из Афганистана… Уход с Ближнего Востока, 1991 год. Первая война в заливе и открытое согласие Советского Союза на нее. За те же самые невеликие кредиты. По сути капитуляция в Большой Игре. Уже ничто не могло помочь.

Ситуация в стране — и экономическая, и политическая, — сложившаяся к 1991 году, делает невозможным теперь уже привлечение даже «политически мотивированных» кредитов. Последняя надежда: совещание «Большой семерки» летом 1991 года. Горбачев умоляет, чтобы его туда пригласили. Отказать ему в приглашении лидеры Запада не могут, но денег не обещают. Нет денег — нет предмета для разговора. Кто девушку платит, тот ее и танцует.

«Я считаю, что развал Советского Союза не был предопределен. Я ожидал распада Советского блока, глобальной советской системы, а то, что развалилась страна, не считал предопределенным»[275].

Генри Киссинджер