— Он не мой давний знакомый, — холодно ответил Алголь и повернулся к окну. Мимо проносились заснеженные деревья и полуметровые сугробы.
— Ну, его ты знаешь всяко дольше, чем я. Алголь, есть что-то, что я должна знать относительно Чуйкова? Помнится, он застал ещё работу с Альфой…
— Я бы не стал ему доверять больше, чем нужно.
— Почему?
— Он слишком близок к тому человеку.
— "К тому"? Ты имеешь в виду директора?..
Он промолчал. Повисла неуютная тишина, разбавляемая лишь гудением мотора да шорохом снега под колесами. Они въехали в гетто ретрансляторов.
— С Чуйковым я разберусь сама, — наконец, Кира решила прервать затянувшуюся паузу. — Скажи вот что. Ты виделся с Рин после возвращения из Армении?
— Нет.
— Вот как. Я пыталась с ней связаться, но она попросила время на то, чтобы придти в себя. Я всё понимаю, но только вот думаю, сейчас ей нельзя быть одной. Она прошла через ужасы войны и, хм, не думаю, что…
— Дай ей время.
— Что?.. — Кира сбавила ход и пристально посмотрела на ретранслятора. Алголь смотрел на неё снова, как тогда, через камеру на вышке. Пронизывающим и прямым взглядом.
— Она должна через это пройти. Или она пройдет через это сама…
— Или что? Погибнет? — раздражённо перебила она. — Вот уж не надо мне такого финала.
— Я же прошёл.
— Я же прошёл… — передразнила Кира и скорчила рожу. — Алголь, она — не ты. Она не проходила через тысячи тренировок с самого детства, она не закалялась в испытаниях и не крепла умом, не готовилась годами к такому! Она ещё не умеет справляться со своими чувствами и со всем этим стрессом.
— Ты так переживаешь за неё… — задумчиво протянул он, и на мгновение она почувствовала в его голосе нотку недоверия.
— Конечно, я переживаю! Если убрать всю эту шелуху, она всё та же школьница, что и год назад. А школьницы не готовы воевать и убивать. Но тебе-то, я смотрю, всё равно? Почему?
— Потому что ей легче.
— Легче? Ты серьёзно?
— Как бы ей ни было сложно, у неё есть ты, — равнодушно ответил ретранслятор и снова отвернулся. Кира нахмурилась — это что, обида? Серьёзно, Алголь чувствует обиду на неё?
— Я не могу помочь ей со всем, с чем она сталкивается. И да, я переживаю и за тебя тоже. За вас обоих. Но есть вещи, с которыми ей можешь помочь только ты. Ни я, ни весь чёртов институт не справится с тем, что можешь дать ей ты, её боевой товарищ. И поэтому скажи мне вот что.
Они въехали во двор, машина плавно затормозила у подъезда. Кира повернулась и упрямо посмотрела на ретранслятора.
— Кто для тебя — Рин Масами?
Он нахмурился, взгляд тускло светившихся глаз уперся в неё.
— А кто я для вас обеих?
Кира замерла. Слова ретранслятора обжигали, и, кажется, впервые она почувствовала в них настоящие эмоции. Что-то, сидевшее очень глубоко внутри. Не обида, не злость, не разочарование, но что-то более тяжёлое и гнетущее.
Он открыл дверь и вышел из машины, оставив её одну в раздумьях.
— Да что же с вами обоими не так… — Кира усиленно потёрла лоб, как всегда, когда ей было неловко. Немного посидев в машине и придя в себя, майор заглушила двигатель и вышла.
Новый ключ, на этот раз надёжнее предыдущего, открыл дверь с первого раза. Вновь ощущение дежа вю, как несколько дней назад, когда она шла к Алголю в ночи со своей очередной просьбой рискнуть собой ради девчонки, которую он, похоже, и знать-то не желал. Из груди вырвался тяжёлый вздох.
Дверь лифта с шипением открылась, она вышла на нужном этаже и торопливо направилась к двери с номером 25. Звонок — через толстую обшивку еле слышно прозвенел звонок. Никто не спешил открыть ей дверь.
Позвонив еще раз, она достала ключ и, для надёжности постучав пару раз в дверь, примерилась к замку. Ключ проник в скважину, два оборота, щелчок. Зашелестев на хитроумных петлях, дверь открылась.
— Рин, это Кира! — заглянув в темный коридор, произнесла она и снова постучала в дверь. — Ты дома?
Вновь тишина. Похоже, хозяйки квартиры не было дома. Ощущая себя настоящим преступником, майор потянулась к выключателю.
— Я вхожу.
Свет наполнил коридор и разлился по всем комнатам. Наконец-то она была здесь не в спешке и могла осмотреться.
Кира прошла по коридору, сквозь гостиную в спальню — и до кухни. Чем дальше, тем больше в ней крепло ощущение тревоги. Квартира её воспитанницы сильно изменилась.
Простынь на постели была смята, скомканное одеяло лежало в изножье, на подушке виднелись размытые пятна. Возле столика на полу валялся пакет с лекарствами и бинтами, несколько больших пластырей с присохшими кирпичными пятнами крови лежали на столике. Грязная одежда, брошенная на корзину с бельём, довершала картину. Такая же ситуация была и в гостиной, и на кухне. Несколько грязных тарелок стояли в мойке, на столе осталась полупустая кружка с чаем — судя по следам на стенках, девушка к нему даже не притронулась.
Она достала телефон, через пару секунд из динамика послышались долгие гудки вызова.
Не берёт трубку.