Большая Игра против России: Азиатский синдром

Янгхасбенд со своим отрядом вернулся в Индию незадолго до Рождества 1889 года. За неполных пять месяцев они преодолели семнадцать перевалов, включая два ранее неизвестных, и определили, что некоторые из них, включая Шимшал, легко доступны для прохода подготовленных разведывательных партий и людей, подобных Громбчевскому. Следовало отметить и гуркхских стрелков, которые заслужили признательности и восхищения. Сержант и капрал по его рекомендации были представлены к более высоким званиям, остальные получили материальное вознаграждение. «Слезы были в их глазах, — записал он, — когда мы попрощались». Затем он уселся за детальный конфиденциальный отчет о результатах своей поездки. В нем он утверждал, что не видит альтернативы военным действиям против своенравного Сафдара Али, чтобы помешать ему пригласить в Хунзу русских. Важным был вопрос о том, как закрыть памирское «окно» шириной в пятьдесят миль, через которое в прошлом году в Хунзу с севера вошел Громбчевский. В настоящее время мало что могло помешать русским водрузить там свой флаг и провозгласить его своим. Но если бы границы Афганистана и китайской Центральной Азии соприкасались, ликвидируя таким образом это пространство безлюдной земли, опасность эту можно было бы предупредить. Янгхасбенд вызвался исследовать памирское «окно», а затем попробовать решить проблему с высшими китайскими чиновниками в Кашгаре. К его удовольствию, предложение встретило одобрение Калькутты, все более и более озабоченной защитой северных провинций. Летом 1890 года он вновь уехал на границу. Там ему предстояло пробыть больше года. Но началось все с конфронтации с русскими, которая чуть было не привела к войне в Центральной Азии. На сей раз Янгхасбенда сопровождал Джордж Макартни, говорящий по-китайски молодой коллега из политического департамента. Ему было 24 года, на два меньше, чем Янгхасбенду. Со временем он тоже стал легендой Большой Игры. Два следующих месяца они вместе странствовали по всему памирскому региону, заполняя белые пятна на британских картах и пытаясь установить, под чью юрисдикцию — Афганистана или Китая — подпадали некоторые проживавшие там небольшие племена. Очень часто в этих неприветливых местах просто не ступала нога ни афганца, ни китайца, и туземцы ни от кого не зависели. Время от времени, даже осенью, там было настолько холодно, что в палатках вода замерзала в чашках. Длительное пребывание в высокогорье привело к тому, что сегодня называют горной болезнью — боли во всем теле, постоянная физическая слабость и утомляемость. Янгхасбенд отметил, что не позавидуешь российским войскам, посланным надолго оккупировать этот регион. И добавлял, что наверняка их будет преследовать искушение в поисках более сносного климата перебраться на юг. В ноябре, когда дальнейшая работа на Памире стала невозможной, они с Макартни спустились в Кашгар. Отношения между Лондоном и Пекином к тому времени за пять лет, прошедших после злополучной миссии Нея Елиаса, серьезно улучшились, так что китайцы согласились разрешить офицерам перезимовать в Кашгаре и даже обеспечили их резиденцией. Известная как Чайни Баг, или Китайский Сад, она в конечном счете стала британским консульством, а в заключительные годы англо-российской борьбы — важным наблюдательным постом. А для Джорджа Макартни на последующие двадцать шесть лет она стала настоящим домом. Но если китайцы и хотели забыть британский флирт с Якуб Беком и радушно принимали англичан, то был в Кашгаре человек, который рассматривал их визит с предельным подозрением. Этим человеком был российский консул Николай Петровский, который в течение восьми лет успешно разводил британцев и Синьцзян.

Если Петровский и испытывал враждебность к двум вновь прибывшим, то был достаточно осторожен, чтобы это скрыть. Главной его заботой было выяснить, кто они и что обсуждали с китайскими должностными лицами. Они встречались, Петровский развлекал их, и не раз, очевидно, в тщетной надежде разговорить. Навязывал экспансивные дискуссии о ролях их собственных правительств в Азии. «В той глуши, где никого другого не было, он составлял достаточно приятную компанию, — писал о нем Янгхасбенд. — Но он — тот самый тип российского дипломатического агента, с которым мы и боремся». Петровский шокировал Янгхасбенда полным отсутствием рефлексии, искренне признавая, что лжет всякий раз, когда это выгодно, и полагая, что британцы поступают точно так же. По ходу дела Янгхасбенд и Макартни обнаружили, что Петровский исключительно информирован не только о Синьцзяне, но и о Британской Индии. Очевидно, его шпионская сеть широко раскинулась по всему региону.