Большая игра Слепого

– Форма ручки немного другая. Не забывай, я все-таки архитектор и дизайнер по образованию, на такие вещи у меня глаз наметанный.

– А вот у меня другой критерий – рисунок.

– А что такое? – Ирина поставила чашечки рядом и принялась изучать рисунок. – Все одинаково. Скорее всего они сделаны по предварительно набитому трафарету и только потом расписаны от руки.

– Люди тоже сделаны по предварительно набитому трафарету, – рассмеялся Сиверов, – однако себя от тебя я отличить сумею. Рисунки-то одинаковые, но на одном художник скорее всего обводил трафаретную линию, оставляя ее в середине мазка, а на моей чашке он стремился идти, оставляя линию снаружи. Вот и получился рисунок чуть меньше.

– А я даже не замечала этого, и только когда ты сказал, поняла.

Глеб заметил, что Ирина, наверное, по забывчивости положила слишком много сахара в кофе, но не стал ей об этом говорить. Сама же она пила, явно не замечая нарушенной пропорции.

– Никогда не думал, что чужая жизнь может волновать меня настолько сильно.

– Ты о маленьком?

– Естественно, о нем. Разве у меня есть другое занятие в последние дни?

– Ты, по-моему, слишком часто встаешь ночью, чтобы подойти к нему, даже когда он не кричит и не ворочается во сне.

– Ты, наверное, будешь смеяться, но у меня это уже прямо-таки мания. С ума схожу, что ли? Просыпаюсь, прислушиваюсь, мне кажется, что он не дышит. И понимаю: больше не засну, если не посмотрю на него.

Подхожу и вглядываюсь, нагибаюсь, прислушиваюсь, дышит ли.

Ирина хотела ответить, но промолчала. Она поняла, почему именно это так беспокоит Глеба. Ему столько раз в жизни приходилось видеть смерть, что подсознательно он поступает теперь не так, как остальные люди. Для других человек всегда живой, а для Глеба мертвый так же естественен, как живой, для него смерть так же натуральна, как сама жизнь. Вот и боится.

– Я совсем забросила свои дела, – вместо того, чтобы высказать свои наблюдения, вздохнула Ирина.

– Временами полезно изменить род деятельности.

– Я и раньше не очень-то усердствовала, а теперь чувствую: меняюсь изнутри, меньше внимания уделяю тебе, дому.

– Я не требую заботы, – Глеб взял ее за руку и нежно погладил пальцы, – я очень самостоятельный.

– Раньше я мечтала о том моменте, когда родится ребенок, думала, тогда ты чаще будешь бывать дома, я стану больше видеть тебя. Но все хорошее имеет другую сторону…

– Ты уже не рада видеть меня каждый день?

– Не в этом дело, что ты! Просто ты занимаешься не своим.

– О чем это ты? – спросил Глеб, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду Ирина. Но одно дело сказать об этом самому, и совсем другое – услышать от женщины.

– Мне было бы достаточно получать от тебя знаки внимания, понимать, что ты готов помочь мне, занимаясь ребенком, но совсем не обязательно стремиться все делать самому.

– Ты хочешь отказаться от моей помощи?

– Сегодня тебе это нравится, завтра сделается утомительным, а потом ты начнешь проклинать себя.

– Никогда! – покачал головой Глеб.

– Вот пока ты так думаешь, я хотела был немного изменить нашу жизнь.

– Мне этого не хотелось бы.

– Я знаю, как настороженно ты относишься к появлению в доме чужих людей, но ничего не поделаешь, нам нужен кто-то, кто помогал бы.

– По-моему, Ирина, ты все решила без меня.

– Да. Но если хочешь, мы можем все переиграть.

– С кем ты договорилась?

– Знаешь Галину Прокофьевну из соседнего подъезда?

– Наверное, встречал ее, но не знаю, что она Галина Прокофьевна.

– Она врач-педиатр, теперь на пенсии. Я договорилась с ней, она будет приходить и помогать нам. Ты не против? Пенсия у нее маленькая, а мы сможем ей хорошо платить.

Глеб задумался. Он не мог не признать справедливость слов Ирины, Его уже тяготила домашняя работа, не требующая от него ни особых знаний, ни особых умений, а только времени.

– Когда она придет?

– Сегодня после обеда.

– Я согласен, – коротко ответил Глеб, вложив в эти несколько слов все чувства, все эмоции, которые могли быть частью долгого спора, в котором он набивал бы себе цену, а Ирина доказывала бы свою правоту.

– Вот за это я тебя и люблю, – Быстрицкая подалась вперед и поцеловала Глеба в губы. – Ты никогда не споришь зря, всегда в голове сымитируешь спор, доведешь его до ссоры, а потом согласишься со мной.

– Тебе чем-нибудь помочь? – спросил Сиверов, поднимаясь из-за стола.

Ирина осмотрела кухню, прислушалась, спит ли ребенок.

– Нет. Посуду помоет приходящая няня, все, что нужно было купить в магазине, ты уже принес. Ты свободен, Глеб, не злись на меня.

– Тогда я пойду пройдусь.

Сиверов еще раз зашел в спальню, убедился, что малыш дышит, и оделся для выхода на улицу.

«Странно, – думал Глеб, надевая легкую кожаную куртку, – почему-то осенью всегда одеваешься теплее, чем весной».

– Предчувствие лета, – усмехнулся он и вышел из дома.