Большая игра. Война СССР в Афганистане

Незадолго до декабрьского совещания в Кремле Андропов направил Брежневу личный меморандум, который оказал сильное влияние на ход дебатов о том, как Москва должна ответить на ряд тревожных событий в Афганистане. Новое коммунистическое правительство в Кабуле просило, чтобы Москва послала части Красной Армии для подавления растущих народных волнений. Почти год советское правительство отклоняло подобные запросы. Но действия оппозиции особенно усилились после того, как в сентябре президент Афганистана Нур Мухаммед Тараки был отстранен от власти его заместителем, премьер-министром Хафизуллой Амином. Председатель КГБ Андропов охарактеризовал создавшуюся ситуацию на тот момент, как «нежелательный поворот для нас». Андропов критиковал массовые репрессии Амина и «тревожную информацию», что Амин ведет какие-то тайные переговоры, которые могут привести к «возможному политическому сдвигу в сторону Запада».

Андропов, как полагают, первоначально тоже был против идеи вторжения в Афганистан, но его воинственно настроенный заместитель Владимир Крючков убедил его изменить свое мнение. В своем меморандуме Андропов сказал, что афганцы, проживающие за пределами страны, оказывают поддержку Амину — сопернику Бабрака Кармаля, который был сослан Тараки в Прагу в качестве посла Афганистана в Чехословакии, — и разрабатывают какой-то план, чтобы вытеснить потенциального нового лидера. Андропов предложил перебросить советские воинские части поближе к афганской границе, чтобы обеспечить «помощь» в случае такого развития событий. Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин, у которого сохранились записи Андропова, считает, что меморандум был основным для убеждения Брежнева в необходимости вторжения в Афганистан.

Министр обороны Устинов, еще один из сторонников увеличения советской военной помощи Афганистану, вероятно, также выступал за вторжение на встрече 12 декабря. Устинова не любило большинство его подчиненных, которые считали его технократом со скудным боевым опытом. Хотя высшие командиры Красной Армии предупреждали об опасности вторжения в Афганистан, маршал Устинов был более заинтересован в противодействии возможным американским военным планам в регионе. Иранская революция 1979 года сильно подорвала влияние Вашингтона на Ближнем Востоке. Устинов не желал допустить восстановления этого влияния.

Заместитель министра иностранных дел Георгий Корниенко полагал, что Андропов, возможно, сыграл ключевую роль на совещании 12 декабря. Позже он писал, что его шеф, министр иностранных дел Громыко, до октября 1979 года выступал против вторжения, но после убийства Тараки, видимо, поддался растущему давлению Устинова и Андропова. Однако Леонид Шебаршин, который был тогда руководителем резидентуры КГБ в Тегеране, сказал мне, что давление шло со стороны другого члена Политбюро — Михаила Суслова. Шебаршин был одним из лучших экспертов спецслужб по Афганистану; после путча 1991 года, в один день, он поднялся до поста председателя КГБ. Сидя в московском офисе своей частной охранной компании, он сказал, что именно Суслов, а не Андропов, сыграл главную роль 12 декабря. Верный идеолог партии Суслов, как говорили, настоял на том, чтобы Москва защитила афганский социалистический режим и устранила угрозу в лице Амина, который, как предполагали, был связан с ЦРУ.

Однако, что в действительности говорили Суслов и другие участники совещания 12 декабря 1979 года, и как именно они пришли к согласию в тот день, вряд ли когда-нибудь станет известно. Ход и содержание этого рокового совещания остаются одной из величайших тайн «холодной войны». Ни один из его участников, из которых никого уже не осталось в живых, не записал свою версию того, что произошло и что привело их к соглашению, поставив всех на одну доску. Споры о том, кто на кого повлиял и с помощью каких аргументов, продолжаются и по сей день даже среди наиболее информированных людей, которые лично знали некоторых из членов Политбюро. Ясно лишь то, что, когда де-факто советское руководство закончило обсуждение, было принято решение о вторжении.

Единственный документ, содержащий резюме этого решающего совещания, — загадочная рукописная запись Черненко, который позже стал новым генеральным секретарем. Хранившийся в специальном сейфе Центрального Комитета документ, который много лет оставался «совершенно секретным», был подписан Брежневым и позже заверен подписями большинства членов полного состава Политбюро — Андропова, Устинова, Громыко, Суслова, Черненко, Арвида Пельше, Виктора Гришина, Николая Тихонова, Андрея Кириленко и Владимира Щербицкого.