Большая история. С чего все начиналось и что будет дальше

Немодная сегодня, идея будущего без постоянного роста тем не менее регулярно возникает в рассуждениях тех экономистов, кто не чужд философского мышления. Многих специалистов XVIII века, включая Адама Смита, будущее без роста пугало, оно казалось им концом прогресса. Но Джон Стюарт Милль его приветствовал как отрезвляющий противовес безумному миру промышленной революции с ее золотой лихорадкой. В 1848 году он писал: «Признаюсь, я не питаю восторга к идеалу жизни, которого придерживаются те, кто считает, что нормальное состояние человека – бороться за успех; что то, как мы топчем, крушим, расталкиваем друг друга локтями и наступаем друг другу на пятки, что нынче и составляет общественную жизнь, – это самый желанный жребий человеческого вида, и уж во всяком случае не один из дурных симптомов очередного этапа промышленного прогресса»[234].

Напротив, рассуждал он, «лучшее состояние для человеческой природы – когда никто не беден и никто не желает стать богаче, ни у кого нет причин опасаться, что другие, проталкиваясь вперед, оттеснят его назад». Милль считал, что рост все еще необходим для многих бедных стран, но для богатых важнее правильно распределять богатство. Когда больше не нужно заботиться о базовых потребностях, задача состоит в том, чтобы жить полной жизнью, а не пытаться получить больше материальных благ.

Остановка в росте капитала и населения не означает застоя в развитии человека. Сполна будет чем заняться во всех видах умственной культуры, морального и общественного прогресса; будет простор, чтобы совершенствовать Искусство жизни, и гораздо вероятнее, что оно начнет совершенствоваться, когда умами перестанет владеть искусство преуспевать.

Милль предостерегал, что прекращение роста нужно сознательно выбрать на хороших условиях, пока не окажется, что упрямое человечество вынуждено принять его на плохих. «Во имя процветания я искренне надеюсь, что они удовольствуются равновесием задолго до того, как необходимость вынудит их к этому».

Многие признавали, что экономический рост и хорошая жизнь – это не одно и то же. В 1930 году в эссе под названием «Экономические возможности наших внуков» британский экономист Джон Мейнард Кейнс утверждал, что через 100 лет производительность будет достаточно высока, чтобы каждый человек был обеспечен самым необходимым. Он надеялся, что в этот момент люди перестанут так много работать и начнут думать о том, как они живут. В марте 1968 года, прямо перед тем, как его убили, Роберт Кеннеди описывал ограничения экономики, если ее цель – бесконечный рост внутреннего валового продукта:

В этот ВВП входят расходы, связанные с загрязнением воздуха, и расходы на рекламу сигарет, а также расходы на скорую помощь жертвам аварий на автострадах… В ВВП учтены расходы, связанные с уничтожением лесов красного дерева и утратой природных чудес Америки в результате хаотичной эксплуатации… И все же валовой внутренний продукт не обеспечивает ни здоровья наших детей, ни качества их образования или радость их игр. ВВП не учитывает красоту нашей поэзии, или… интеллектуальный уровень наших политических споров, или порядочность наших должностных лиц… Короче говоря, ВВП измеряет все, кроме того, что делает жизнь достойной[235].

Все лучше понимая, как устроена биосфера, мы понимаем также, почему нужно бережнее обращаться с ней. Насколько она вынослива? Точно неизвестно. Возможно, есть критические точки, которые ускорят разрушительные изменения, запустив опасные циклы положительной обратной связи. Например, ледники, в том числе покрывающие бóльшую часть Гренландии, отражают солнечный свет. Когда они тают, Земля становится темнее и начинает поглощать тепло, а не отражать его. От этого оно больше удерживается в атмосфере, тает больше льдов, снижается отражающая способность Земли, и потепление еще усиливается. Подобные механизмы заставляют крепко задуматься о пределах допустимого в биосфере.