Большая книга хирурга

Тут нужно заметить, что у Джанелидзе, как у главного хирурга Военно-морского флота, были на плечах погоны генерал-лейтенанта медицинской службы. Вспыльчивый по натуре, он в не менее резкой форме ответил на выпад подполковника, назвав его «формалистом», и добавил еще какое-то оскорбительное выражение. Тот подал заявление «в суд офицерской чести». Тогда это было модно: приказ о таких судах к тому же подписал Сталин – им сразу же придали большое значение. И Юстин Юлианович, самолюбивый, привыкший смотреть на все как бы с пьедестала, не перенес угрозы суда. Ему становилось все хуже. Так он и не поправился.

Потеря для отечественной хирургии была невосполнимой и, конечно, неоправданной. Здесь «принцип» был поставлен выше человечности и разума. В результате врач, не представлявший собой такой большой ценности для медицины, воспользовавшись стечением обстоятельств и нашими негибкими указами, погубил ученого, который был очень полезен и многое еще сделал бы для страны. Тем более что со стороны подполковника была также допущена бестактность, но только в неподсудных выражениях.

Ю. Ю. Джанелидзе почти четверть века заведовал кафедрой госпитальной хирургии 1-го Ленинградского медицинского института. До него этой кафедрой шесть лет руководили Н. Н. Петров, а еще раньше – А. А. Кадьян. Все – выдающиеся хирурги, лидеры русской хирургической школы!

Естественно, что вокруг кандидатуры на эту должность начались большие споры. Но ни у кого не было сомнения, что возглавить ее должен хирург с именем, известным всей стране. Хирургическая молодежь, особенно работающая на этой кафедре, хотела иметь такого руководителя, который бы сам деятельно занимался новыми проблемами медицины и поддерживал бы начинания молодых ученых… И поэтому ко мне пришли представители общественных организаций медицинского института и, сославшись на то, что директор института обещает поддержку, посоветовали подать на конкурс.

В родной клинике мне было хорошо, я не хотел уходить отсюда, хотя приглашения перейти в то или иное место поступали постоянно, и Николай Николаевич советовал приглядеть самостоятельную работу, чтобы у меня, как у ученого, был больший размах… «Ты уже подготовлен к такому, – говорил он мне. – Отпускать жалко, а не отпускать – делу вредить!»

Избрание на ту или иную научную должность в нашей стране всегда считалось делом исключительной важности, и здесь часто скрещивались шпаги добра и зла. Еще Ломоносов, боровшийся со всякого рода авантюристами, приезжавшими за легкой добычей в нашу страну и так и не научившимися ее уважать, писал: «Вы, сидящие на шее приютившего вас народа! Почему вы относитесь без должного уважения к нашим правилам и обычаям?» Находясь в академии и ведя беспощадную борьбу с такими «иноверцами», он в конце концов добился очень многого в смысле объективной оценки соискателя на научную должность.

И тот факт, что наши научные учреждения, как правило, возглавляли крупнейшие представители русской науки, являлся выражением объективного отношения к выбору руководителя и залогом большой творческой работы того или иного учреждения. Достаточно указать на то, что директором Института физиологии в Ленинграде был И. П. Павлов, Института экспериментальной медицины – П. М. Быков, Института онкологии в Ленинграде – Н. Н. Петров, Института нейрохирургии в Ленинграде – А. Л. Поленов, Института нейрохирургии в Москве – Н. Н. Бурденко, Института скорой помощи в Ленинграде – Ю. Ю. Джанелидзе, а в Москве – С. С. Юдин и т. д. Этим и обусловливались высокий авторитет и передовая наука. И до сих пор там, где в руководстве научным учреждением стоит крупный ученый, там заметен прогресс этого раздела науки.

При избрании профессоров в вузы соблюдались принципы, по которым на эту должность выдвигались наиболее достойные. Во всяком случае, я никаких шагов не предпринимал, ни с кем не разговаривал и решил все пустить на самостоятельное течение. Слышал, что некоторые из конкурентов предпринимают энергичные меры в свою пользу. Я же не знал тогда, что надо делать, да и не хотел ничего предпринимать, тем более что в то время плохо представлял весь процесс избрания профессора и был глубоко убежден, что ученые изберут, несомненно, наиболее достойного.

И теперь, переговорив с представителями 1-го Медицинского института, я первым делом пошел со своими сомнениями к Николаю Николаевичу. Учитель сказал, что уже думал над этим и сам хотел посоветовать мне то же самое…

Я подал заявление. Этот шаг был расценен многими как вызов маститым хирургам. Ведь на конкурс подали заявление семь человек, и хотя мне шел тогда сорок шестой год, другие были значительно старше. Чуть ли не все они уже заслуженные деятели науки, а профессор Н. Н. Самарин – член-корреспондент Акажемии медицинских наук СССР. Мне говорили, что, когда он узнал про мое конкурсное заявление, засмеялся и воскликнул: «Вот здорово! На одно место конкурируем – Федька и я!»