Большая книга хирурга

В стране создано Общество охраны памятников старины и культуры. Во многих городах старинные здания, церкви – в строительных лесах. Идет реставрация. Между тем ох как много прекрасных памятников было разрушено. Как ленинградец, с сожалением вспоминаю тот факт, что сравнительно недавно, в 1962 году, по неизвестным причинам был снят с охраны государством и снесен шедевр русской архитектуры – церковь на Сенной площади.

А в конце семидесятых годов взорвана великолепная церковь Бориса и Глеба, а несколько позднее – Синопская церковь, построенная на народные деньги в честь Синопской битвы, когда русские моряки покрыли себя неувядаемой славой.

Имеется немало фактов, когда разрушенный по чьей-то злой воле храм правительство вынуждено восстанавливать вновь, затрачивая на это миллионы рублей народных средств…

Бережное отношение к православной церкви нашего правительства и нашего народа объясняется не только тем, что в учении православной церкви нет человеконенавистничества, нет призывов против тех, кто придерживается другой религии, но и тем, что православная церковь помимо религиозной роли часто, особенно в тяжелую годину нашего народа, является центром, объединяющим народ для отпора врагу. Известно, что в деле сплочения всех русских сил в борьбе за освобождение нашей Родины от татарского ига церковь играла большую роль.

Во время Великой Отечественной войны служители Русской православной церкви проводили большую работу по сплочению всех сил не только внутри нашей страны, но и за рубежом на борьбу с фашизмом.

Я глубоко убежден, что разрушать церкви могут только исторически безграмотные люди или же религиозные фанатики-иноверцы.

Нужно учиться дальше. Если я останусь здесь, в Киренске, неизбежно буду повторять уже известное, получится затяжное топтание на месте. В хирургии есть высоты, и я чувствую, что способен их достичь.

Так размышлял я после четырех лет работы в родном городке. И знал, что уехать будет нелегко, хотя к этому времени как в нашей, так и в городской больнице появилось немало врачей – выпускников медицинских факультетов. Против будет Ленводздравотдел: не захочет расстаться с надежным специалистом. Станут возражать в райкоме партии: в крае важен каждый активный коммунист… Так оно и вышло! Изрядно помыкался, прежде чем получил разрешение отправиться на учебу. А ведь проработал я здесь не два года, как обязывал договор, а вдвое больше! И то, что в конкурсе больниц наша вышла на первое место в Восточно-Сибирском крае, ничуть не помогало ее главврачу. Наоборот, мне говорили: видишь, как прекрасно наладил дело, как же можно тебя отпускать?

И все же наиболее разумно подошли к этому вопросу в райкоме партии. Видя, что я настойчив и непреклонен в своем желании, первый секретарь, товарищ Перцев, решил так: если я поступлю учиться, они меня отпустят, снимут с партучета. Если завалюсь, то не должен искать там работу, а обязан возвратиться в Киренск.

Нужно ли объяснять, что, приняв столь важное для себя и неожиданное для других решение продолжать обучение своей профессии, я должен был многое твердо и бесповоротно переломить в себе. И надо, думаю, уметь это делать, чтобы плыть не по течению жизни, незаметно подчиняясь обстоятельствам, а смело и даже дерзко искать то, что считаешь главным для себя на весь отпущенный судьбой век.

В Киренске я имел устойчивое жизненное положение: завоеванный в трудах авторитет, полную материальную обеспеченность и, что особенно удерживало тут, интересную работу в больнице, созданной и оборудованной собственными руками. А чтобы поехать учиться, необходимо покинуть уютное, насиженное место, привезти трех детей в Ленинград, где никто не ждет нас, где нет квартиры и где придется обходиться скромной стипендией…

Все именно так, лазеек для каких-то компромиссов не оставалось. И не могло их быть! Все во мне тревожно кричало: уже топчусь, весь мой хирургический багаж исчерпан, если так будет продолжаться, завтрашний день станет походить на сегодняшний, а сегодняшний на вчерашний… Можно ли так?!

Могу заверить, что тогда я не думал быть ученым, в Ленинград стремился не для науки. Хотел пройти практический курс усовершенствования, чтобы стать в хирургии подлинным мастером. Тем более что слова Н. Н. Самарина о моей неспособности к научной деятельности охлаждали от соблазнов описать какое-либо редкое заболевание. Однажды, например, поступил в больницу мальчик лет шестнадцати со множественным окостенением мышц. Такое заболевание во всей мировой медицинской литературе описано в единичных случаях. Однако помня о своей неполноценности для науки, прошел мимо этого факта, как проходил мимо многих других, не утруждая себя их всесторонним изучением.