Большая книга мудрости Востока

Лао-цзы находит все новые слова для того, чтобы как можно отчетливее противопоставить истинную мудрость суетному многознайству света. Обратим внимание, что здесь противопоставляется «учащийся» и «действующий». Учащийся потому и является учеником, что обязан давать себе отчет в том, что именно он знает, а лучший критерий для этого – практическая эффективность знания. Полезное и даже нужное занятие, но в меру. Ибо ученики – всегда немного близорукие инженеры. Они распахивают целину, перекрывают плотинами реки, а потом оказываются без продовольствия и воды. Но еще страшнее нравственные последствия твердолобого ученичества. Ибо учение воспитывает не только восприимчивость, но и железную волю. Чрезмерно усердный ученик, для кого самооправдание стало глубоко укоренившейся привычкой, усваивает замашки диктатора. Недоучка опаснее неуча. Рано или поздно ученик должен стать учителем и обрести свободу не доказывать свою правоту, даже не знать. Ибо есть истины, которых доказательства оскорбляют. Долг ученика – схватывать. Привилегия учителя – с царственной щедростью все оставлять. В сущности, учитель потому и соответствует своему званию, что лучше ученика знает ограниченность своего знания. Теряя предметность знания, каковая лишь ограничивает и сковывает нас, а стало быть, избыточна в нашей жизни, мы погружаемся в бездну покоя и в конце концов приходим к единственно подлинному и – единому. В эпоху танской династии император попросил даоса Сыма Чэнчжэня вычислить его гороскоп, на что даосский наставник ответил цитатой из рассматриваемого здесь изречения: «Тот, кто посвящает себя Пути, – каждый день теряет, – ответил он. – Теряя и теряя, мы доходим до единицы. Какой же прок в счете?» Разумеется, позднейшие комментаторы усмотрели в загадочном совете Лао-цзы «потерять и еще потерять» и более глубокий смысл: они поставили его в один ряд с известной формулой «сокрой и еще сокрой» и истолковали его как описание пути нравственного совершенствования. В таком случае становится понятной и концовка главы: это не дань «мистическому практицизму» царедворца-отшельника, а результат непроизвольного овладения миром того, кто все потерял и теперь способен все вместить в себя. Усилие (самое непроизвольное и потому равнозначное некоему сверхусилию) само-потери с какой-то абсолютной неизбежностью делает мудреца властителем Поднебесной. Но оставим ученическую психологию и не будем зацикливаться на власти и политике. «Оставление» – непременное условие раскрытия человеческих талантов и доброго сотрудничества людей. Оно и есть основа сердечной сообщительности и, следовательно, всякого общества.

Нужно ли в таком случае отказаться от техники и от цивилизации вообще? Дело не в технике, а в нашем отношении к ней. Технические средства не представляют угрозы человеку, пока он сохраняет центрированность духа. Сами даосы часто видят свой идеал в мастеровых людях, виртуозах своего ремесла, способных в самозабвенном порыве творчества слиться со своим материалом, «забыть себя и мир». Человек Пути делает небесную работу вне противостояния субъекта и объекта, и эта работа удостоверяет подлинно живое единение людей в незавершенности наших свершений. Сообщительность людских сердец постигается по ту сторону формального знания и даже вопреки ему.