Большая книга мудрости Востока

Глава написана как будто намеренно туманным, иносказательным языком, предоставляющим читателю свободу догадываться о конкретном значении упоминаемых в ней образов. Пожалуй, в ней зафиксированы главные установки даосской медитативной практики, но без опьяненности «технологиями освобождения» и «измененными формами сознания» столь частой в современной литературе. Правда духовного опыта выражается в ней единственно возможным, истинно целомудренным способом – посредством многозначительных недомолвок. Но в них нет никакой нарочитой усложненности: секрет даосского прозрения – умение видеть мир, как он есть в его первозданной цельности. В даосской традиции тема этой главы определялась как «способность свершить». Созерцание в действительности и есть свершение, и единственной преградой для созерцания себя является… самое сознание! Возможно, употребленные здесь метафоры не составляли загадки для первых читателей «Дао-Дэ цзина» – в конце концов, речь идет о конкретных, непосредственно переживаемых плодах духовной практики. У этих плодов свои законы: загадочные метафоры могут скрывать несомненную внутреннюю ясность, легко узнаваемое качество духовного состояния. Есть у этих законов и своя высшая закономерность: правда самовосполнения, или самовозрастания духа, не подверженного причинно-следственным связям.

Всякое совершенствование предполагает достижение абсолютной, всегда не-данной, только грядущей полноты жизненного опыта, в котором внутреннее и внешнее, субъективное и объективное сходятся в «сокровенном» единстве, и бытие становится бытийствованием, обретает качество вечнопреемственности или даже, точнее, наследования вечноотсутствующего. Такая цель достигается только уступлением; она предполагает способность «все вмещать, но ничем не владеть», жить предустановленным. Поэтому она дарит способность предвосхищать все сущее и притом оставаться неприметным, не вызывающим неприязни или зависти у окружающих. Счастливые качества! Они, конечно, присущи ясному зеркалу, так что просветленное сердце становится, поистине, волшебным зеркалом мироздания. Предваряя, предвосхищая мир, оно не просто отражает вещи, но высвечивает их, в известном смысле – создает их. Где вещи, а где их отражения? Мудрый может быть Царем мира именно потому, что на этот вопрос невозможно ответить. По той же причине он направляет ход событий, не пытаясь воздействовать на них. Вот почему после упоминания о «сокровенном зеркале» речь заходит об управлении государством, и все последующие строки китайские комментаторы толкуют как максимы политической мудрости. Некоторые исследователи считают их позднейшей вставкой. С этим мнением трудно согласиться. Но оно показывает, как трудно порой распознать связующую нить в суждениях даосского патриарха.