— Один тюбик пасты и пяток спиц — это курам на смех, то есть не для меня, — проворчал Грабш. — Какой же это разбой! В Чихенау, чего доброго, и не заметят. Нет, я способен на большее, они это знают, и незачем обманывать ожидания. Не забудь, они боялись еще моего дедушку!
— Прекрасно, а зачем нам семьдесят пять тюбиков пасты? — спросила Олли.
— В крайнем случае ее можно есть, — предположил Грабш.
— А горчица окаменеет, пока до нее очередь дойдет! — не унималась Олли.
— Ну, это дело поправимое, — сказал Грабш, открутил крышку у одной банки и толстым указательным пальцем зачерпнул горчицу. Он съел и дочиста облизал одну за другой три банки, а потом и четвертую, надколотую. Несколько осколков он случайно проглотил и облизал налипший на банку стиральный порошок (одну коробку он раздавил). Олли смотрела на него с ужасом. Но с ним ничего не случилось. Если не считать того, что на глазах выступили слезы, а из ушей и ноздрей поползли мыльные пузыри.
— Жаль, что я в городе так наелся, — икнул он, — а то бы умял еще больше.
— Опять заходил в кондитерскую? — сердито спросила Олли. — Ну что с тобой делать! И пятьдесят спиц, все на три с половиной, это ни в какие ворота не лезет. Я умею вязать только на пяти!
— Ты умеешь только ругать, — недовольно отозвался Грабш. — Раз я, по-твоему, разбойничаю неправильно, в следующий раз пошли со мной. Мы же собирались заводить десять детей? А если все они захотят вязать носки, и ты вместе с ними — тогда еще пяти спиц не хватит!
Тут уж Олли не могла удержаться от смеха. Она подтянулась на бороде и поцеловала разбойника, а он заурчал от удовольствия.
Прошло три дня, и Грабшу снова захотелось устроить ночную вылазку. Он опять поинтересовался у Олли, что нужно ей по хозяйству.
— Две пачки маргарина, — сказала она, — и небольшую лопату. Хочу, знаешь, посадить цветы перед входом в пещеру, как у тети Хильды на клумбе.
Он грозно склонился над ней, качая головой:
— Ты что, издеваешься? Просишь каждый раз все меньше и меньше!
— Ну, принеси еще ночной горшок, зимой пригодится, — добавила она. — Не очень-то приятно сидеть на корточках в снегу.
Он сердито закинул мешок за спину и побрел из дома.
— Только не приноси опять тонну маргарина и двадцать лопат, — крикнула она ему вслед, — и десяток горшков!
— Принесу с разбоя столько, сколько захочу, — басом отозвался он, — потому что ты мне не указ!
— Да что ты говоришь, — пробурчала Олли. Но ему послышалось «Люблю тебя, малыш», и такая нежность его растрогала.
— Я тебя тоже! — крикнул он в ответ.
На рассвете он вернулся с полупустым мешком. Вытряхивать было нечего, кроме двух пачек маргарина, лопаты и ночного горшка с узором из незабудок и розочек. Но потом он выудил из мешка шубу. Элегантную женскую шубку.
— Чтобы у них в Чихендорфе опять был повод подергаться, — объяснил он и улыбнулся шире некуда. — Правда, шум поднимут только зимой, когда жена капитана Штольценбрука полезет в шкаф за шубой и не найдет! Вот будет пропажа! Понимаешь, чья это шуба? Так приятно было ее украсть! Это тебе. Вчера вечером я вроде как рявкнул на тебя…
— Да не нужна мне чертова шуба! — закричала на него Олли. — Я-то надеялась, что ты перестанешь разбойничать! Я же тебя почти отучила, и вот тебе на!
Грабш уставился на нее, совершенно сбитый с толку.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — А я хотел тебе сделать приятное…
Тогда ей стало жалко разбойника. Он ведь хотел как лучше. И она надела шубку. Олли была такая маленькая, что шуба оказалась до пят.
— Ландыш мой лохматый, — прошептала она, — большое спасибо!
Тут он просиял, обнял ее и осторожно погладил по голове.
— Кстати, если я перестану разбойничать, мы просто умрем с голоду, — сказал он. — Забыла, что ли?
Правда, об этом она и думать забыла.
И они закопались в постель из сена. Но когда Грабш захрапел, Олли сняла шубу, сунула ее поглубже в сено, влезла на один из двенадцати стульев и задумалась.
Ежевичный сок в бороде разбойника
Она размышляла: «Как нам жить, чтобы не разбойничать, но и не голодать? Что, если Грабшу устроиться на работу? Но на какую?»
Ей пришло в голову, как хорошо он умеет обращаться с топором. Когда он рубил дрова, полешки так и отлетали в разные стороны. Может быть, он стал бы работать дровосеком в Чихенау за десять или двенадцать марок в час? Хватало бы на все, что им нужно. Нет, грустно подумала она и покачала головой. Ничего из этого не выйдет. Стоит ему показаться в Чихенау, как его сразу схватит полиция. Она снова задумалась. Теперь ей пришла на ум работа в цирке. Грабш мог бы работать там силачом, тягать гири, а она — смешить публику. Бродячий цирк все время переезжает, и нужно будет просто пересидеть в фургоне дорогу по Чихенбургской округе. Но и эта мысль оказалась неподходящей. Разве Грабш уедет из Воронова леса? Без этого леса он будет страшно скучать, подумала Олли. «В нем ему и жить!»