Большая книга о разбойнике Грабше

А каждые четыре года Воронов лес оглашает шум и гам — это цирк приезжает домой. А с ним — девять дочерей и теперь уже двадцать шесть внуков. И конечно, девять зятьев Грабша. Но перечислять и описывать их — пожалуй, будет уже чересчур. Дети так весело и дружно орут, что их слышно до самого Чихенау — если ветер дует в нужную сторону. В такие года пещера и без дачников набита битком, сенной чердак — тоже, дети спят даже в курятнике меж кур и морских свинок, и им это страшно нравится.

Через год цирк снова собирается в караван и уезжает, тогда сад и лес могут передохнуть. Снова наступает тишина, старички с облегчением вздыхают — раньше собственного голоса было не слышно, а теперь можно спокойно поболтать. Но проходит немного времени, и они начинают скучать без цирка и ждать, когда же он снова приедет, когда весело загалдит молодежь.

Строительством Грабш занимается только в светлое время суток и только до первого снега. По вечерам и зимой он читает. У него еще не кончились книги из мешка. К тому же он перечитывает те, что ему особо понравились. А за скучными книгами засыпает. Он опять отрастил длинную, пушистую бороду. Только теперь она белая. Олли хватается за нее каждый раз, когда бывает гроза. А в те вечера, когда ярко горит закат за болотом, Олли кутается в бороду мужа, сидя на печной дверце на берегу.

Олли и Грабш до сих пор иногда препираются. Обычно — по пустякам. И конечно, любя. Немножко поспорить даже приятно, для остроты. Но на печной дверце они общаются очень мирно. Называют друг друга «моя храпелочка» и «сладкая пяточка».

Кстати, сегодня с утра кто-то говорил мне, что и капитан Фолькер Штольценбрук, который давно вышел на пенсию, вроде бы хочет переселиться на закате жизни в Воронов лес, в дом Грабшей — вдвоем с супругой. Но что скажут Грабши?

— Что ты на это скажешь, Олли? — спрашивает Грабш.

— Почему бы и нет? — отвечает Олли. — Их двое, а нас тут четверо, будут плясать под нашу дудку как миленькие. А свежий ветерок в доме не помешает. Вот только с шубой как быть?

— Да у того случая давно вышел срок давности, — говорит Грабш.

Он пукает особенно звучно и мелодично, сам задумчиво слушает, качает головой и бормочет:

— И кто это говорил, что у меня нет слуха?

Олли серьезно интересуется:

— Кажется, ты говорил, что госпожа Штольценбрук играет на арфе? Вы могли бы составить дуэт…

В этом что-то есть. Может, они могли бы дуэтом аккомпанировать хору Антона? Надо только сказать ему, какие музыкальные таланты кроются в глубине Грабша.

Но Ромуальд уже перенесся мыслями совсем к другим вещам.

— Стройка — это, конечно, хорошо и полезно, — заметил он. — Но слишком разрешено и не опасно. А хочется чего-нибудь запрещенного… Как ты думаешь, Олли, может, сгоняем на разбой, пока Штольценбруки не переехали?

— Ладно, — ласково соглашается Олли. — Ограбим дом тети Хильды, пока Олл разносит почту. А когда он в следующий раз придет к нам на кофе, вернем ему вещи.

— Ты издеваешься, что ли? — сердится Грабш. Но потом в глазах у него загораются огоньки. — А может, — шепотом добавляет он, — Штольценбрук присоединится? Он ведь больше не работает в полиции. На пенсии чего не бывает? Больших-то планов я и не строю. Просто в виде хобби, понимаешь? Тут кролика сцапаем, там тортик…

— Ромуальд, надо его спросить, — вздыхает Олли. — Тебе отказать невозможно.