Большая книга пиратских приключений (сборник)

Когда я вернулся домой и рассказал Алешке все, что узнал, он сказал:

— И меня послушай. Опять дядя Сергеев звонил. Ругался, что мы никак к нему не приедем. Передавал приветы от папы. Ну и я с ним немножко поболтал.

— С папой? — обрадовался я. — Он звонил?

— Нет, Дим, с Сергеевым. Я так, дружески, с ним поболтал. Кое о чем. Ну, там, о личной жизни нашего одинокого Робинзона по кличке Чижов. Он сначала немного поругался, а потом, когда я сказал, что судьбой этого несчастного очень интересуется наша мама и хочет ему помочь, то сразу согласился. И говорит: «Позови маму к телефону». Я говорю: «Она сейчас не может. Она пошла в магазин покупать Чижову жизненно необходимые бананы. А затем будет их запекать в томатном соусе». Ну, тогда он мне кое-что по-дружески рассказал.

И Алешка, в свою очередь, поделился со мной добытой в дружеской беседе информацией. А потом сказал:

— Дим, а теперь ты сейчас вслух повтори все, что мы знаем.

— Зачем?

— Чтобы понять — чего мы не знаем.

Очень ясно все объяснил. Но спорить с ним я не люблю. Я вообще не люблю спорить. Как-то я услышал от взрослого умного человека такую фразу: «Из двух спорящих — один дурак, а другой подлец». Я не хочу быть ни тем, ни другим. А по правде говоря, если бы был выбор, то я предпочел бы быть дураком. Это как-то честнее.

Вот что мы узнали:

Дядя Ваня Чижов собирался всю свою прекрасную коллекцию передать в музей. Многие коллекционеры отговаривали его от этого шага. И предлагали ему большие деньги за эту коллекцию. Но он отказался. Один раз ее даже украли, но наш папа и его Алешин быстренько нашли и грабителей, и коллекцию.

А потом вдруг Чижов пристроил свою рыжую внучку Катьку к своей двоюродной сестре Катерине Васильевне и бабушке Кате (родители Катьки — артисты, они на гастролях в Австралии, уже седьмой год), а сам пристроился на теплоход «Айвазовский» (и где он столько денег взял, ведь в последние годы он работал консультантом в какой-то мелкой фирме «Антиквар» за смешную зарплату?), чтобы пополнить еще одну свою коллекцию — коллекцию океанских раковин. Потому что он был крупным ученым в этой области, по морским моллюскам.

В Новороссийске Чижов взошел на борт теплохода. И здесь его следы терялись. А обнаружились через два года на острове Скелета. Что с ним случилось, как он прожил эти два года — покрыто мраком. А главное — кто это все устроил? И зачем?

— Все, — сказал Алешка, когда я проговорил вслух «установочные данные». Это папино профессиональное выражение. Такой милицейский термин. Когда начинают расследовать какое-нибудь загадочное преступление, то все, что о нем известно, собирают в одну кучку. И начинают в ней копаться, чтобы нащупать кончик ниточки, которая ведет к разгадке. Ведет к преступнику. — Дим, я уже обо всем догадался. Но тебе не скажу.

— Почему? — мне даже обидно стало немного.

— Потому. Если я прав — тебе будет стыдно. Если я не прав — мне будет стыдно.

— Ладно, — согласился я. — Будущее покажет, кому стыдно, а кому не очень. Где этот «Антиквар» прячется?

«Антиквар» — фирма, в которой дядя Ваня работал консультантом, — прятался в центре города, возле памятника борцам революции. Недалеко от метро. Совсем рядом со зданием Министерства внутренних дел. Где вообще-то работает наш папа, но где вообще-то (и очень кстати) его сейчас нет.

— Чего будем врать? — спросил Алешка, когда мы остановились перед старинной дверью, на которой было написано «Антикваръ» и прибита медная железяка, изображающая старинный самовар. — Давай скажем, что мы на чердаке такой же самовар нашли.

Я не согласился — слабая легенда. Я считаю, что врать нужно всегда в одном направлении, по одной линии. Тогда не собьешься.

— Врать будем опять от имени школы.

— Точно! — Алешка так оживился, что даже подпрыгнул на месте. — Скажем, что нас на время ремонта переселяют в ихнее здание. И нас прислали осмотреть помещение. И мы с тобой все там облазим и…

— …И «обнюхаем». Не пойдет! У меня план надежнее. Будешь меня поддерживать.

— А как?

— Поддакивать будешь. — И мы вошли внутрь.

И сначала немного разочаровались. Никакого антиквариата вроде старинных самоваров здесь не было. Мне казалось, что мы сейчас попадем в музей, со всех сторон нас окружат рыцарские доспехи, ржавые горшки и битые черепки. Ничего этого не было. Кроме битого черепка в углу, из которого трехцветная кошка лениво лакала молоко.

— Черепок имени Ивана Грозного, — сказал Алешка. — Любимая кошка дяди Степы.

Кошка дяди Степы облизнулась, вылизала себе грудку, закапанную молоком, и, задрав хвост, скрылась за дверью.

— Пошла начальству докладывать, — сказал Алешка.

И не ошибся. Через полминуты из этой же двери вышел бородатый дядька и молча уставился на нас. Молчание затягивалось.

— Мы пришли вас выселять, — брякнул Алешка.

— Он шутит, — поспешил я.

— Шутить надо вон там, — бородач указал нам на улицу. — Здесь не шутят.

— Мы больше не будем, — виновато сказал я. — Это случайно получилось — мы очень волнуемся.

Сейчас он скажет: «Волноваться надо за дверью. Здесь не волнуются».

Но он промолчал. Молчание опять затягивалось. Становилось, как пишут в романах, неприличным.

И я опять поспешил:

— В нашем районе есть свой «Сверчок».

— У нас тоже полно тараканов, — мрачно отреагировал бородач. — Ну и что?

— «Сверчок» — это клуб, литературный, — пояснил я. — И у нас там выступают всякие знаменитости…

— Лев Толстой, — вставил Алешка. — Иван Грозный. Дядя Степа.

Напрасно я его попросил поддакивать.

Но бородач оставался невозмутимым.

— Не так давно у нас был известный ученый Чижов, — продолжал я свое вранье. — Он очень интересно рассказывал нам обо всяких археологических раскопках.

— Как он мамонта на огороде откопал, — вставил Алешка. — Мерзлого.

— И где он? — невозмутимо спросил бородач.

— Мамонт? Мы его… — Сейчас Алешка скажет: «…в зоопарк отвели». Но не успел.

— Чижов! — уточнил бородач.

Тут уж и я растерялся.

— А мы у вас хотели спросить. Он обещал к нам еще раз прийти и рассказать…

— Как надо ракушки в аквариуме ловить, — вставил Алешка.

Бородач прошагал к шкафчику, достал из него пакет с молоком и вновь наполнил черепок имени Ивана Грозного. И спросил:

— Все?

— Нет, не все! — я даже разозлился. — Нам поручили пригласить Чижова на вечер юных археологов.

— Приглашайте, — бородач пожал плечами и направился к двери, — только сначала найдите его.

— Сам дурак! — не выдержав, бросил ему вслед Алешка.

Бородач медленно повернулся, осмотрел Алешку с хохолка на макушке до кроссовок на ногах и сказал:

— Не исключаю. — Помолчал. — Ждите здесь. — И ушел.

Мы перевели дух, я отругал Алешку и за его «вставки», и за «дурака».

— А я виноват? Ты сам велел поддакивать.

Но тут случилось явление третье — из дверей выплыла седовласая дама с заплаканными глазами. Она кивнула нам и первым делом проверила молоко в черепке. Похоже, эта кошка имени дяди Степы у них занимает пост директора.

Убедившись, что молока вполне достаточно, дама повернулась к нам заплаканным лицом.

— Меня зовут, — сказала она, — Надежда Кузьминична. Я секретарь Ивана Васильевича. Бывший секретарь. — Тут она всхлипнула.

— А вы не плачьте, — сказал Алешка. И проговорился из-за своего доброго сердца. — Он жив и здоров.

— Относительно, — уточнил я.

— Относительно жив? — зарыдала дама.

— Абсолютно жив! — выпалил Алешка. — Но здоров относительно.

— Вы что, его видели? — Дама Надежда Кузьминична достала из рукава кружевной платок и осушила свои слезы. — Когда? Где?

— В одном месте, — коротко и точно сказал Алешка. — Но ему нужна помощь.

— Я готова! — Дама выпрямилась. И в ее глазах уже блестели не слезы, а решимость и отвага.

— Расскажите нам о нем. Это очень важно.

— Это такой человек! Это необыкновенный человек! Он наполнен знаниями, как сто томов энциклопедии! А как он прекрасно и убедительно говорит!..

Особенно у него получается «Гы» и «У-у-у».

— Минутку, — сказала дама, — зачем слова? Ведь я пишу о нем книгу воспоминаний. В форме личного дневника. Сейчас я ее принесу. — И она скрылась за дверью.

Вот это удача! Особенно если она даст нам эту книгу на дом.

Дама быстро вернулась и принесла толстую папку, на которой была наклеена фотография молодого человека в черном костюме и при галстуке. Это, наверное, Иван Васильевич в молодости, еще до одичания.

— Вы мне нравитесь, — сказала дама, снова заплывая слезами. — Я вам верю. Прочитайте мой скромный труд, недостойный этого великого человека, и вы поймете…

— Извините, — сказал я, — нам главное понять, как ему помочь.

— Он в беде? — Дама прижала папку к груди.

— В небольшой, — сказал Алешка, чтобы удержать ее от слез.

— Я надеюсь на вас, — сказала дама и протянула мне папку. — Читайте, завидуйте и постарайтесь стать такими же.

Ну уж нет, дикий Робинзон — не наш идеал.