Амин стоял, глядя сквозь чашку с чаем, и вспоминал то октябрьское донесение Джандада, которое он столько раз прочитал тогда, что выучил его наизусть: “Когда Рузи, Вудуд и Экбаль вошли в комнату, Тараки снял свои часы и попросил Рузи, чтобы он передал их Амину. Затем вытащил из кармана свой партийный билет и протянул его Рузи. Рузи, Экбаль и Вудуд связали руки Тараки. В это время Тараки попросил у Вудуда стакан воды, а он в свою очередь обратился с этой просьбой к Экбалю. Экбаль хотел выйти за водой, однако Рузи запретил Экбалю приносить воду и закрыл дверь. Рузи принёс матрац Тараки и сказал, чтобы он лёг на него. Тараки послушался и лёг. Рузи закрыл Тараки рот. У Тараки начали дёргаться ноги и Рузи пришлось приказать Вудуду связать ему ноги. А Экбалю приказал стать на его колени. Через несколько минут Рузи отпустил Тараки, а затем снова прикрыл его лицо подушкой. Когда Рузи вторично отпустил Тараки, тот уже был мёртв”.
Когда, наконец, он избавится от воспоминаний о том дне? Какие последние мысли были в голове у его бывшего учителя в ту минуту, интересно знать? Амин встряхнул головой и огляделся по сторонам. Зал и гости поплыли перед глазами, как если бы он один выпил бутылку водки. “Совсем ты как девушка стал, Хафизулла. Скоро в обморок упадешь, когда при тебе барана резать будут” – Амин резко встряхнул головой, отгоняя назойливый кошмар. Удивительно, что, хотя он и не был тогда с ними в той комнате, но представлял себе все детали так ярко, как будто они были не его картиной воображения, а реальным воспоминанием. Амин пошел от стола к окну, чтобы вдохнуть свежего зимнего воздуха, но вдруг оказался сидящим на ковре. Ноги не слушались. Нестерпимо хотелось спать. “Джандада срочно сюда – пусть звонит советским врачам” – последнее, что он смог сказать своей жене, подбежавшей к нему, перед тем, как растянуться на ковре без сознания.
Отравили не его одного: многие гости засыпали тут же, на ковре и на диванах. Появившийся через минуту в зале Джандад в ярости орал в трубку (еще бы, второе покушение за месяц) распоряжения о срочном усилении охраны дворца и вызове бригады советской «скорой помощи», – Амин не доверял не только афганским поварам, но и своим эскулапам заботу о здоровье себя и своей семьи. И спустя всего несколько минут из военного госпиталя, пугая прохожих мигалками и диким воем, выехала бригада скорой помощи: двое русских врачей и медсестра. Еще пятнадцать минут спустя Амин уже лежал в кровати в своем кабинете с промытым желудком под капельницей, а врачи, подсоединив к его руке электроды, снимали кардиограмму. Пробило семь вечера. Яд был нейтрализован быстро и очень успешно, Амин не зря доверял советским врачам. Но дожить до утра ему все равно было не суждено. Потому что на помощь яду в направлении его дворца уже спешили тротил и свинец.
Ровно в четверть восьмого вечера, в то время, как советские врачи спасали генсека Афганистана от яда, двадцать лучших советских парней из “мусульманского батальона” КГБ за считанные минуты полностью подавив шквальным снарядным огнем своих зенитных установок “Шилка” сопротивление двух тысяч бойцов охраны дворца, обеспечили беспрепятственное продвижение четырех БТРов со спецназом КГБ к новой резиденции Амина.
“Тадж-Бек” на тот момент представлял неприступную крепость для любых афганских мятежников. Это было еще и самое красивое здание во всем Афганистане, творение лучших немецких архитекторов начала двадцатого века. Дворец, имеющий не только величественные колонны и огромные окна в немецком классическом стиле, но и метровые стены, способные выдержать даже артиллерийский обстрел. Расположенный в нескольких километрах к югу от Кабула на высоком холме, окруженный заминированными террасами и парой вкопанных в землю танков, простреливающих все подступы ко дворцу, он был столь же неуязвим, сколь и прекрасен. Но только не для бойцов из групп «Гром» и «Зенит», которые находились в прорвавшихся во дворец БТРах.
К тому моменту воинская часть Кабула была уже десять минут как надежно блокирована двумя сотнями спецназовцев из мусульманского батальона, а ее командир, свояк Амина и, по совместительству, начальник Генштаба лежал на полу своего кабинета, истекая кровью от выпущенных в него в упор пяти пуль. Узел связи был взорван еще за два часа до этого. Помощи в Кабул прийти было неоткуда. И когда три БТРа “Грома-Зенита” (один во время прорыва все-таки подбила охрана дворца) остановились на площадке перед входом в “Тадж-Бек”, гвардия, охранявшая дворец, стала той последней соломинкой, за которую хватаются утопающие, но бесполезно – против этой соломинки сейчас был самый острый и неумолимый серп с герба Советского флага.