Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

После «Незнайки на Луне» настал черед русских сказок, потом – сказок народов мира, потом – сказок Пушкина, а потом – Бажова и «Конька-Горбунка». Яс впитывал, как губка их героев, от Кащея до королевича Елисея. Эти книги были знакомы ему и раньше, в раннем детстве он постоянно просил то бабушку, то маму, да кого угодно почитать ему, но теперь, знакомясь с ними самостоятельно, Яс, он по-новому открывал для себя новые глубины и горизонты их характеров. И одновременно вбирал богатство и пластичность русского литературного языка. Понимал ли он в то время мораль и мудрость этих великих сказок? А на тот момент было ли это нужно?

– …Хоть казну, хоть чин боярской,

Хоть коня с конюшни царской,

Хоть полцарства моего.

– Не хочу я ничего!» – шевелил губами Яс, не понимая еще мотивов, но постоянным перечитыванием заучивая наизусть слова упрямого старика. И соседство красоты Шамаханской царицы со смертью, которая сопровождала ее неотступно, он впитывал полностью, хоть пока неосознанно. Так губке совершенно необязательно обладать сознанием, чтобы впитать в себя влагу.

С переходом в четвертый класс по каждому предмету у них стал свой преподаватель. Яс все чаще мысленно отвлекался во время объяснения материала на своих сказочных персонажей. Успеваемость его, особенно по точным наукам, опять порядком снизилась, а по «матеше» он и вовсе скатился на трояки, все чаще приходилось списывать, от чего пропасть непонимания между ним и предметом становилась все шире и глубже. С русским было намного лучше, чтение сказок позволяло кожей чувствовать орфографию и грамматику без какой бы то ни было зубрежки, а вот с математикой была беда. Впрочем, хорошие отношения с училкой, а также аккуратное и ответственное списывание не только всех контрольных, но и всей «домашки» позволяло натянуть матешу даже до четверки за год, хотя, конечно, полностью иезуитской. Ну да ладно. Так незаметно наступил его десятый, юбилейный день рождения, который он бы тоже совершенно не запомнил, если бы не подарок дедушки с бабушкой: они разорились на самый модный, безрамный велосипед «Салют», мечту любого советского пионера.

У «Салюта» был редкий для страны победившего социализма ярко-салатовый цвет и одинарная толстая складная рама. А, надо сказать, салатовый цвет Яс бескомпромиссно любил еще с детского сада, он был в его премьер-лиге, наряду с закатным «фламинго», небесно-голубым и фиолетовым. Круче этой модели велосипеда в мире школьных советских велосипедов не было ничего. «Кама» пыталась соперничать, но существенная разница в диаметре колес переводила «Каму» в девчачью группу, отдавая пацанячью пальму первенства «Салюту». Несмотря на то, что велосипедный сезон у них во дворе в общем и целом уже было принято считать закрытым Яс своим новым салатовым демоном оживил уже было впавшую в зимнюю спячку велосипедную тусовку, невзирая на недовольное ворчание большинства родителей. И погода для ноября выдалась на удивление солнечная и безветренная, как на заказ. «Уральцы» и «Аисты» вновь были извлечены с балконов и из кладовок, и три солнечных ноябрьских дня Яс был полностью счастлив, рассекая смеющимся лицом прохладный осенний воздух. «Салют», возможно, уступал традиционному в их краях «Уральцу» в скоростных качествах, но по дизайну и по – тогда Яс еще не знал этого выражения – «overall consumer satisfaction experience» клал своего простецкого родственника на обе лопатки. Но на четвертый день Яс заскочил на минутку в магазин за бутылкой воды, а когда выбежал, велосипеда у входной двери уже не было.