Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

Последний писк дизайна того времени, золотисто-коричневая стенка зала как раз заполнила собой всю длинную стену, призывно сияя пустым четырехугольным окном, где скоро должен был обосноваться телевизор, а диван и два кресла напротив, тоже квадратные, радовали глаз современной угловатой массивностью. Яс разбегался в десятый, двадцатый и тридцатый раз из самого коридора, подпрыгивал, и со всей дури врезался в мягкую широкую жаккардовую плотную спинку. А кресло при этом немного отклонялось назад, качнувшись спинкой, и только. Бабушкина хлипкая рухлядь на тонких ножках не шла ни в какое сравнение с этими титанами! Все три окна в их новой квартире выходили на юг, к его любимым горам, и Яс теперь часто смотрел на белые вершины и седло Талгарского перевала, названия которого он тогда не знал. Если бы кто ему тогда сказал, сколько адреналина он получит, скатываясь с него на лыжах, он бы, возможно, уже тогда обратил внимание на тот факт, что пристальный и отрешенный взгляд или мысль имеют чудесное свойство каким-то образом притягивать в жизнь именно эту реальность или предмет. Эту закономерность он обнаружит позже, когда вырастет, а пока, не мигая, Яс смотрел на белые в любое время года вершины. Потом январское солнце заходило за крышу такой же пятиэтажки напротив, и Яс отправлялся в свою новую, и тоже немецкую, кровать. Перед сном он стал теперь играть в одну и ту же игру: как он внезапно попадает в джунгли, где превращается в огромную черную пантеру и побеждает одного за одним всех зверей, даже слонов. Новый вечер – новый зверь-соперник, новый поединок. Но всегда бескровная полностью победа доставалась черной пантере по имени Яс. Когда «Маугли» – твоя любимая сказка, то не тигр или лев, а мощная и грациозная пантера будет для тебя тотемом. Что такое тотем, он тоже еще не знал.

Еще в эту зиму Яс научился лепить пельмени. Пельменному искусству он обучался на Охотской 25, под наставничеством сразу трех поколений женщин: мамы, бабушки и прабабушки. Лепили, как обычно, в кухне-прихожей. На стол поставили большой тазик с фаршем, который Яс тоже помогал крутить, хоть ему совсем не нравились ярко-красные куски мяса. Не желая пачкать о них руки, он приспособился засовывать их в мясорубку вилкой, за что был награжден бабушкой Наташей званием чистоплюя. Покончив с неприятным мясом, начали крутить звонко хрустящий лук, от которого у Яса из глаз потекли слезы, что было для него удивительно – плакать ему совершенно не хотелось. После лука в мясорубку еще зачем-то отправили большой кусок хлебного мякиша – тесто же и так снаружи будет? Как бы там ни было, с фаршем было покончено. Рядом с тазиком фарша на посыпанном мукой столе появился большой шмат теста. И когда это они успели его приготовить? Видимо, как раз в то время, когда Яс вытирал свои горючие луковые слезы.

Мама отрезала от теста кусок, посыпала мукой поверхность стола и раскатывала скалкой огромный плоский круг. Потом брала стоявший тут же стакан, переворачивала его вверх дном и выдавливала идеально ровные кружки. Ловко придумано, думал Яс, надо будет в детском саду проделать такое же. Только вот тесто им вряд ли дадут. Но если весь хлеб, который им дают на обед спрессовать в плоский блин… ладно, что-нибудь придумаем.

К ним теперь присоединилась и прабабушка Таня, до этого возившаяся со своим вязанием в зале. Женщины закатали рукава, придвинули табуретки поближе к столу, смазали руки подсолнечным маслом, взяли чайные ложки. И начали лепить так быстро, что вначале у Яса даже немного закружилась голова. Одной рукой подцепить тестяной диск и положить его плашмя на ладонь, в это время второй рукой ложечкой зачерпнуть фарш из тазика, не много и не мало, а ровно столько, чтобы пельмень получился пузатый, но при этом легко защипывался той же самой рукой, которая еще секунду назад держала ложку. А где же ложка? Уже лежит на столе, ждет своей очереди отправиться за новой порцией фарша. Раз- положили диск на руку и зачерпнули фарш, два – плюхнули фарш на диск и положили ложку на стол, триииииии – сложили напополам и мелко залепили диск, соединили концы пельменя и положили его на большой черный противень рядом с точно такими же аккуратными пузатенькими собратьями. И все снова. И при этом все трое успевали еще непринужденно беседовать о чем-то.