Большая книга ужасов — 1

Я рванулся. Как только мог. Оттолкнулся ногами, оттолкнулся всем телом… Сгустившийся воздух уступил. Я оторвался от лестницы и перевалился на пол второго этажа.

Подняться не смог, воздух давил, прижимал к паркету, как змею, плющил, плющил… Поэтому я пополз. Проталкиваясь через плотную, густую воздушную массу.

Дверь комнаты. Она была почти в самом конце коридора, метров двадцать до нее.

Я полз. Полз, задыхаясь, выбиваясь из сил. Не оглядывался, боялся, что эта белесая бестия подобралась уже слишком близко.

Перед дверью я упал лицом в дощечки и лежал секунд десять. В коридоре было тихо. Я так и не осмелился обернуться. Дотянулся до ручки двери, дернул и ввалился в комнату. Приткнулся спиной к двери. Закрыл замок.

Тишина. Тяжелая, пыльная тишина, тишиною залит весь дом.

Но что это? Дверь царапают. Легкое такое поскребывание. Скреб-скреб, скреб-скреб. У меня на руках поднимаются волосы, рубашка прилипает к спине, я ясно ощущаю присутствие зла… Зло у меня за спиной.

Я подпрыгиваю, поворачиваюсь к двери…

Шорох. Шорох за спиной.

Я не могу обернуться. Страшно.

Она в комнате.

Белая кошка. Я знаю, что это она. Белая.

На этом месте я всегда просыпаюсь. В голове срабатывает переключатель, подсознание бережет меня от того, чего я не хочу видеть.

Больше не хочу никогда видеть.

Дверь открывается. В комнату проскальзывает Катька. В руках у нее книжка. Сказки. «Путешествие Нильса с дикими гусями».[12] Закладка в виде золотой рыбки. Катька ставит книжку на тумбочку, садится на табуретку рядом с моей кроватью, берет меня за руку.

– Опять? – спрашивает Катька.

Я киваю.

– Белая?

– Белая.

Катька достает из кармана пижамы теннисный мячик и начинает стучать им в стену. Снизу, с первого этажа, стучат по трубе родители.

– Проснулись, – вздыхает Катька. – Может, тебе к доктору сходить?

– К доктору сходишь – потом на учет поставят, как дурачка – клеймо на всю жизнь. Не, лучше уж я так…

Катька подбрасывает мячик в потолок. Роняет его, и мячик закатывается под кровать.

Катька смотрит на меня. Я отрицательно качаю головой.

– Ну, пожалуйста, – просит Катька.

Я плюю и лезу под кровать. Это довольно неприятно – ползти в темноту, но от Катьки ведь не отмажешься, будет до утра сидеть и канючить.

Мячик отыскался в углу. Я стукнулся головой о раму кровати и набил шишку.

– Ну что там? – спросила Катька.

Я не ответил. Лежал себе тихонечко.

– Ты чего? – в голосе Катьки послышалось волнение.

Я выпустил мячик, он выкатился из-под кровати. Сам я, затаив дыхание, ждал.

– Вылезай.

Катька не вытерпела и заглянула под свесившуюся простыню. Осторожно пощупала меня за ногу.

– Что с тобой? – всхлипнула Катька. – Вылезай давай…

Она взяла меня за ногу и попыталась вытащить. Не получилось.

Катька ойкнула и полезла ко мне. Затормошила, попробовала ущипнуть. Я рявкнул и схватил Катьку за плечо. Катька завизжала.

– Шучу! – я отпустил Катьку, и она сразу же выскочила из-под кровати.

– Дурень, – сказала она. – Испугал. Я тебе говорила, чтобы ты меня не пугал! И мама тебе говорила. Ты же обещал!

Я тоже выбрался наружу.

– Извини. Больше не буду.

– Ты всегда так говоришь. А потом все равно пугаешь.

Пугаю. Потому что самому страшно. А тут Катьку пуганешь – и вроде не так уж и погано. Лучшее средство.

– А если она сбежала? – спросила шепотом Катька и оглянулась на окно.

– Прекрати вертеться! – я схватил Катьку за руку. – Что за глупая привычка завелась! Времени прошло сколько, а ты все еще трясешься. Трусиха! Катька, ты настоящая трусиха!

Катька надулась.

– Если бы она сбежала, Рыся бы нам сообщил, – успокаивал я. – Позвонил бы, или письмо написал. К тому же… К тому же все то, что случилось… Это уже прошло. Прошло, и нечего это вспоминать. Ей не сбежать.

– А вдруг он не смог позвонить?

– Как это не смог? В честь чего это он не смог?

Катька снова зашептала:

– Всякое могло случиться. Номер не смог набрать. Потому что ему руки оторвали…

– Все в порядке, – оборвал я. – Все в полном порядке. Нечего об этом думать. Даже если с Рысей что-то случилось, она нас не найдет. К тому же я ему на прошлой неделе посылал эсэмэску, и он мне ответил, что у них дожди…

– Покажи! – требует Катька.

– Чего тебе показать?

– Эсэмэску.

– Я ее стер сразу, чего память загружать. И в восьмисотый раз повторяю – она нас не найдет…

– Ага, не найдет, – подмигивает мне Катька. – А чего же ты тогда из папиного пистолета в кошку соседскую стрелял? Она не совсем, между прочим, белая, с рыжиной, а ты ей полхвоста отстрелил! Хорошо хоть промазал…

– Я не промазал, – сказал я. – Я отстрелил ей полхвоста. Если бы я хотел отстрелить голову…

– А зачем тогда вообще стрелял?

– Не люблю белых кошек. В белых кошках есть что-то ненормальное. Белые кошки гораздо страшнее черных… Эта кошка лазила здесь, лазила, лазила, лазила…

– Ладно, ладно, – Катька погладила меня по руке. – Не нервничай. Тебе же нельзя нервничать.

– Нельзя, – согласился я. – От этого руки трясутся.

Я взял с тумбочки стакан с лимонной водой, выпил.

– Ты знаешь… – Катька попыталась оглянуться. – Только ты не пугайся!

Но я пугаюсь. Я пугаюсь, теперь я пугливый, очень пугливый.

– Я видела…