Большая книга ужасов 2014 (сборник)

— Эпизоотия, — поправил Малина, собиравшийся стать врачом. — Эпидемия — это когда люди помирают. А когда крысы дохнут, это эпизоотия.

— А у нас и люди помирают, — зашептал Корзун. — С Фогелем-то что? Подавился пчелой?

— Такое бывает иногда, — сказал Малина. — Бывает. От пчел каждый год куча народу гибнет. А Фогель сладкое любил и жадный был, всегда себе сиропа по полстакана наливал. Вот туда оса и залетела. А он по жадности не увидел.

— Негритенка укусил шмелик, он лежит, совсем не дышит, — загадочно сказал новенький.

— Это ты о чем? — подозрительно спросил Корзун.

Новенький промолчал.

— Ну, хорошо, — согласился Корзун. — Пусть пчела. А тот, из третьего отряда, ну пусть у него корь… А крыс-то что, тоже пчелы перекусали? Целый грузовик, да? Или у них корь?

— Это тоже вполне объясняется, — сказал Малина. — С крысами. Обожрались чего-нибудь, вот и передохли. Тут другое плохо…

— Чего это плохо? — проснулся Борев.

— Плохо вот что, — объяснил Малина. — Нас тут могут на карантин задержать. На пару недель.

— О-па! — выдохнул Корзун. — Еще две недели тут торчать?

Борев зевнул.

— У меня через неделю тренировки начинаются… — вздохнул Корзун.

— Вот тут и потренируешься, — захихикал Малина.

— Заткнись! — крикнул Корзун.

Малина замолчал. Какое-то время было тихо.

— Это все из-за этой книжки, — сказал Корзун. — Она во всем виновата…

— Фигня, — снова зевнул Борев. — Чего вы так напрягаетесь? Все в порядке. А история интересная. Я таких раньше никогда и не слышал…

— А давайте со всей этой дрянью покончим, а? — Корзун выскочил из гамака. — Спалим — и все тут! Вон там во дворе, в бочке!

И он двинулся к новенькому, растопыривая руки. Корзун был выше его почти на голову и шире, гораздо шире в плечах, Корзун мог вбить его по пояс в землю. Но новенький не испугался, он стоял и смотрел на приближающегося Корзуна. Смотрел спокойно. Все напряглись и стали ждать, что будет дальше. Когда Корзун стал над ним уже нависать, новенький улыбнулся и сказал:

— Лучше тебе этого не делать.

— Почему это? — вдруг остановился Корзун, наверное, пораженный наглостью новенького.

— Потому что каждая история должна быть закончена. — Новенький прижал к груди свою черную тетрадку. — Это как волшебство — надо произносить все заклинания до конца. А если ты не произносишь заклинание до конца, обрываешь его, то всякое может получиться. Говорят, что если история не закончена, то она начинает жить с нами. Со мной. С вами тоже. Ты ведь не хочешь, чтобы это жило с тобой? Чтобы оно каждый день ждало, ждало…

— Черт! — Корзун пнул подпирающий палатку столб. — Черт!

Палатка вздрогнула, и с крыши что-то сорвалось, заскрипело крыльями и потянуло в сторону леса.

— Что это было? — испугался Корзун. — Что это полетело?

— Это козодой, — сказал Борев. — Он предвещает смерть.

— Придурок! — заорал Корзун. — Ты тоже, видно, свихнулся! Вы тут все свихнулись от этой чертовой книжки!

— Кто пойдет по следу одинокому? — со смехом сказал Борев.

Козодой прокричал уже где-то за рекой.

— Что тогда делать? — неожиданно жалобным голосом спросил Корзун.

— Корзун, — сказал Малина. — Ты «Джуманджи» смотрел?

— Ну?

— Игра должна быть закончена, Корзун. А то будет еще хуже.

— Стойте! — Корзун вдруг подпрыгнул. — Стойте!

— Ну, что еще? — раздраженно спросил Борев.

— Вы что, ничего не заметили? — Голос у Корзуна дрожал. — Ничего?

— Чего еще? — процедил Малина.

— Он же читал нам ее двенадцать вечеров почти в ТЕМНОТЕ! — крикнул Корзун.

Все засмеялись.

— У него ночное зрение, дурак, — сказал Малина. — Как у козодоя. К тому же тут не так уж и темно…

И снова все засмеялись.

— Осталась последняя глава, — сказал новенький. — Я буду читать.

«Песня Крысолова звучала все громче и громче. Пустота была заполнена нервными колебаниями, я чувствовала это, но не слышала. Я шагала вниз по каменным ступеням и напевала песенку про смерть. Справа от меня, в нескольких метрах, текла черная река, впадающая в такое же черное море. Ее вода была похожа на нефть. В голове у меня звучали голоса. Жук, Дэн, Володька, они говорили, спорили, стонали, ругали меня, звали… Звали…

Когда до конца лестницы осталось двенадцать ступеней, под ноги мне кинулось пятно. Я наступила на него и почувствовала, как булькнули у него внутренности, нога моя поехала по сырому, словно это была банановая кожура, я потеряла равновесие, упала и покатилась по ступеням.

Это было довольно больно, на четвертой ступени я ударилась головой об острый каменный край и потеряла сознание.