Большая книга ужасов 2015 (сборник)

– А где сейчас Джучи? Он тоже стал духом?

– Я не знаю. Не чувствую его. Я не могу смотреть в черное зеркало. Но я могу заглянуть в будущее. Хочешь, я расскажу тебе твое?

– Хочу.

– Прижми ладонь к доске, чтоб я понял линии. Вот так. Ага… похоже, ты станешь крутым фотографом…

* * *

Стихи поэта Саши, которые он написал, глядя на мертвую кошку у себя под окном

Смерть берет книгу твоей жизни, открывает – и слизывает языками буквы.
Внутри ее чернозем, липкая мокрая земля.
Буквы проклевываются сквозь кожу.
Тени вырастают и отбрасывают деревья, а книги отбрасывают своих мертвых поэтов.
Я смотрю в черное окно.
Из него начинает сыпаться земля.
Смерть – это бесконечная черная кошка, внутри который ты ищешь самого себя.

* * *

Лифт мигнул, она покорно вышла на первом, хоть и не нажимала кнопку. Во дворе бушевала тополиная метель. Ветер лениво закручивал пух столбом в углу возле подвала. У решетки жался котенок. Черный, с худой мордочкой.

– Ты кто? – спросила Ника.

– Мя-ав, – ответил котенок.

Он потерся о ее ладонь, точно боялся, что она сейчас уйдет и снова придется ждать целый день, чтоб кто-нибудь погладил. У него были тощие лопатки, длинные лапы, огромные зеленые глаза и острые уши.

Какая разница, в конце концов, черный или серый?

Пусть у этого дома будет тысяча первая кошка.

* * *

Кошка и город.

Город и кошка.

Кто с кем играет?

Есть города, которые любят кошек. Города в ленивых тенях, в русалочьей чешуе, в молочном тумане с моря. Города на мягких лапах, где отчаливают от рыбной башни серебристые облака. Часы на башне смахивают на рыбью голову и всегда показывают полночь.

Бывает, люди заводят часы, а бывает – люди заводят кошек.

Мне больше нравятся кошки. Часы – это клубок колючей проволоки, они сматывают время, а внутри их механически мурлычет смерть.

А кошка не знает часов, не считает минут. Она ждет, когда в миске появится молоко – или когда на небе появится луна. Она знает только лунное и молочное время, только сонное и охотничье. Кошка никуда не торопится, поэтому ее так трудно догнать.

Кошачьи тропы старше человеческих, они пересекают наши дороги, но никогда не сливаются с ними.

Я люблю, когда мой кот Родригес приходит под утро, трется о теплую батарею и укладывается на подоконник.

Внизу шуршат машины, батарея приятно греет живот, кот растягивается во всю длину, свесив лапу. Ухо у него порвано, на шее запеклась кровь и странная грязь. Я осторожно выстригаю ножницами колтуны. Какие-то пушинки запутались у него в шерсти. Где он был, что делал?

Люди выходят из подъездов, ежатся, влажно дышат в шарфы. Впереди маршрутка и метро, кафешка, слякоть, усталость, недосып, от которого вечно слипаются глаза, мельтешащий монитор…

А мой кот спит, он уже вернулся с прогулки, он видел крыши, полные ветра, он слышал, как убегает дождь, как вздыхают призраки. Теперь он спит, не зная ничего про учебу и работу, про авитаминоз и грусть, про мобильник и ключи от подъезда, про «надо» и «ты должна». Он никому ничего не должен, даже мне. Он дарит любовь просто так – хотя, конечно, я кормлю его, и он живет в моем доме. Но кто знает – может, это я живу в его доме, в его городе, на его планете?

Может быть, весь наш мир – большая кошка, которая никуда не спешит?

Кот спит, а город просыпается внизу, и, глядя на кота, я заворачиваюсь в одеяло и тоже засыпаю.

Пусть мир убегает вперед без меня.

Тут тепло и тихо, а я, между прочим, тоже никуда не спешу.

Мне снится мальчик, который сидит по ночам на соседней крыше, обхватив руками коленки.

* * *

– Привет! – невысокий парень с зелеными глазами окликнул Нику возле «Шоколадницы».

– Зачем мне привет, я с ним родилась.

Его друг фыркнул и тут же опустил взгляд. Обычные подростки в джинсах и кедах. Зеленоглазый, ничуть не смущаясь, рассмеялся:

– Слушай, мы с другом поспорили только что. Меня Сеня зовут, кстати. А тебя?

– Ника.

– Ника, спаси меня от этого чудовища. Его, кстати, Вовка.

– Привет, чудовище Вовка.

Тот опять фыркнул и покраснел. Сеня продолжал скороговоркой:

– Ника, тебя послал нам ангел небесный…

– Фигушки, – улыбнулась Ника, – ангел меня никуда не посылал.

Тут уже Вовка засмеялся, покраснев еще сильнее, а Ника решила, что эти парни ей нравятся. Бывает такая мгновенная симпатия. Она улыбнулась в ответ обоим и стала ждать, чего еще выдаст Сеня. Его, похоже, абсолютно невозможно было сбить с толка.

– Так. Будем серьезней. Решается моя судьба. Скажи, Ника, как ты в русской поэзии? Ферштейн?

– Это такой тонкий способ узнать, как пройти в библиотеку?

– Ника, я уже готов пройти с тобой и тундру, и тайгу.

– Комары будут в восторге. Нормально я в русской поэзии, ферштейн.