Большая книга ужасов — 31

– А вдруг он до сих пор здесь? – прервала мои размышления Луиза, продолжающая усиленно сканировать испуганным взглядом территорию актового зала.

Мы с Антоном в изумлении уставились на нее.

– Кто? – осторожно поинтересовалась я.

– Тот, кто подменил наши рисунки, – едва слышно произнесла Луиза и настороженно посмотрела в сторону сцены, словно опасалась, что за тяжелой портьерой из бордового бархата действительно мог скрываться коварный злоумышленник, воровато шастающий по школе и с неизвестной целью подменяющий одни рисунки на другие.

Я проследила за взглядом перепуганной Луизы и тоже невольно поежилась. Несмотря на то что ее предположение было совершенно нелепым, после всех событий последних дней я уж была готова поверить чему угодно. Судя по тому, как Антон покосился в сторону закрывающего сцену занавеса, ему тоже было явно не по себе.

Мы стояли и молча переглядывались друг с другом, когда затянувшаяся напряженная тишина была нарушена звуком открываемой двери, скрип которой слился со звонком на урок, я едва не подпрыгнула, а Луиза громко ойкнула и судорожно схватила Антона за руку. Он от неожиданности пошатнулся и ощутимо задел меня плечом. Я потеряла равновесие и, для того чтобы удержаться на ногах, уцепилась рукой за один из шнуров, к которым крепились рисунки. Тот с ехидным щелчком лопнул, и я съехала по стенке вниз, а поскольку верхний конец оборванного шнура продолжала крепко сжимать в руке, вся экспозиция рухнула прямо на меня. И к тому времени, когда Антон, которому с огромным трудом удалось освободиться от застывшей хватки вконец запаниковавшей Луизы, запоздало устремился мне на помощь, я уже успела оказаться на полу под грудой свалившихся на меня рисунков. Совсем недавно вымытый Ариной Родионовной линолеум еще пах мыльным раствором. От сладковатого и одновременно едкого запаха в носу у меня защекотало, и я, не удержавшись, звонко чихнула. При этом свалившиеся мне на голову листы съехали вниз. Подняв глаза, насколько это было можно в моем положении, и увидев перед собой три пары обуви разного фасона и размера, я смекнула, что передо мной стояли Антон, Луиза и Арина Родионовна, и предприняла попытку выбраться из-под груды бумажных листов.

– Ну, вроде все обошлось… Зашевелилась, болезная! – с облегчением произнесла сердобольная уборщица и, нагнувшись ко мне, скомандовала двойняшкам: – А вы, одинаковые, не стойте! Лучше помогите-ка мне с вашей подружки этот невод снять!

С этими словами она принялась осторожно стаскивать с меня перепутанные между собой шнуры, стараясь не порвать рисунки. Двойняшки цепко ухватились за шнуры с другой стороны, и через пару минут, освободившись от ловушки, которую сама же себе и устроила, я сидела на полу и тоскливо размышляла о явно неприятных последствиях всего содеянного.

– Ну как ты? Все нормально? – спросил Антон и протянул мне руку.

– Нормально, – смущенно промямлила я, подумав, что вообще-то в обычных условиях ползание по полу под кипой бумаг едва ли можно назвать нормальным.

– Ничего не болит? – обеспокоенно поинтересовалась Луиза после того, как я, ухватив Антона за руку, поднялась на ноги.

– Вроде бы нет, – ответила я, пошевелив плечами и прислушиваясь к своим ощущениям.

– Да чего ей сделается-то? Не потолок же на нее обрушился! Ладно, бегите на урок! И шибко-то не горюйте! – немного непонятно проговорила Арина Родионовна, явно собираясь еще что-то добавить, но тут у нее в глазах промелькнула тревога, и она, так ничего больше и не сказав, лишь махнула рукой и стала как-то слишком уж поспешно выпроваживать нас из зала.

Антон и Луиза с видимым облегчением двинулись к двери, а я чуть помедлила, еще раз окинула взглядом царивший на полу вдоль стены бардак и лишь потом поспешила за ними. А на пороге, перед тем как выйти из актового зала, я вдруг с непонятной уверенностью подумала, что Луиза оказалась права: в зале мы были не одни…

Впрочем, оказавшись в классе, я почувствовала, что моя убежденность в этих неприятных ощущениях как-то незаметно начала ослабевать. Тем не менее я ни на минуту не прекращала думать об этом в течение всего следующего урока, которым оказался русский язык и на который мы опоздали. За ним последовали география и английский. Я честно пыталась вникать в объяснения учителей, что-то прилежно записывала за ними в тетрадь, но то, о чем они говорили, доходило до меня очень плохо. В конце концов в голове у меня образовалась полная каша, щедро приправленная тоскливым ожиданием неминуемого приглашения в бабушкин кабинет и предстоящей экзекуции за разгром в актовом зале и коллективное опоздание, зачинщицей которого я невольно стала. Сидящие рядом Антон и Луиза видели мое состояние и даже не пытались донимать меня какими-то расспросами. Они прекрасно понимали, что ничего путного из этого сейчас не получится, поскольку сами были ошарашены и тем, что произошло с нашими рисунками, и теми жуткими ощущениями чьего-то незримого присутствия, которые нам только что довелось испытать на выставке.