Большая книга ужасов – 39

— Ах, ты так! И еще лучшая подруга… Прошу тебя о такой мелочи! Вот сама влюбишься, понадобится тебе моя помощь, я так же поступлю! — ныла Никитина. — Как на дискотеку идти, так пожалуйста, а как помочь, так нет тебя. Эгоистка, лежишь себе в теплой постельке, и на подругу тебе наплевать…

— И вовсе я не в теплой постельке лежу, — перебила ее я.

— А где?

— На холодном полу сижу.

— Ну, так подымись.

— Не могу. Ноги еще не проснулись.

— Ну, Ирочка, — снова завела жалобно Маша. — Ну, сходи со мной…

— Нет, — снова отказалась я, но уже менее уверенно.

— Чернышева, я тебе этого не прощу! — произнесла Никитина угрожающим тоном. — Если Макс меня не полюбит, я повешусь и записку напишу: «В моей смерти винить Иру…»

— В завещании не забудь упомянуть.

— И буду являться к тебе по ночам. Ирка, вот если бы тебе надо было пойти на кладбище, я бы с тобой сходила. Неужели не можешь сделать малюсенькое одолжение лучшей подруге? В общем, поторопись, автобус без пяти восемь.

— Постой, я ведь еще не согласилась.

— Ах, да я давно знаю, что ты самый хороший человек на свете!.

— Подлиза, умеешь же ты…

— Все. Я за тобой зайду. Пока!

Послышались короткие гудки. Я со вздохом опустила трубку на рычаг и пошла в ванную — собираться.

Мы вышли из автобуса и побрели к кладбищенским воротам.

— А откуда Байкова знает, как надо привораживать? — спросила я. — Она что, увлеклась оккультными науками?

— Нет. Просто я вчера пошла к бабушке и в лифте встретила Светку. Они же в одном подъезде живут. Байкова мне рассказала, что ее подруга приворожила к себе парня, и теперь он за ней ходит как привязанный, ни на кого, кроме нее, не смотрит. Я, естественно, заинтересовалась, мы зашли к Свете и позвонили той подруге, обо всем расспросили.

— Ладно, Маш, бери землю с ближайшей могилы, и идем отсюда, — сказала я, пройдя несколько шагов по кладбищенской аллее.

— А с первой попавшейся нельзя.

— Почему это?

— Землю мне надо взять с той могилы, где похоронена какая-нибудь Мария, и с той, где похоронен какой-нибудь Максим.

Мы принялись за поиски.

— Иванова Мария Агафоновна тысяча девятьсот седьмого года рождения тебя устроит? — спросила я, разглядев надпись на памятнике.

— Да хоть какого она года рождения, — отозвалась Никитина, вынимая из своего рюкзачка целлофановый пакетик.

Я наблюдала за тем, как подружка нагребает горсть земли с могилы, и подумала: да, видно, здорово Машка втрескалась в Трофимова, раз пришла ради него на кладбище, да еще собирается нести отсюда домой землю. Я уже много лет дружу с ней, а потому прекрасно знаю: человек она очень впечатлительный и всегда до ужаса боялась того, что связано с загробным миром. Когда мы с девчонками однажды решили вызвать духов Петра Первого и Пиковой дамы, она в панике уговаривала нас не делать этого и в конце концов убежала на улицу. Правда, ни царь Петр, ни дама с нами общаться не пожелали: блюдце по-хамски металось по кругу, а по лестнице, изображенной губной помадой на зеркале, так никто и не прошел. А еще я помню, как мы с ней были в лагере и там вечерами рассказывали страшные истории. Так вот ее, бедную, потом замучили кошмары. Каждую ночь ей снились всякие черти, упыри, скелеты, тянущие к ней руки, барабашки с красными глазами, летающие гробы с вылезающими из них покойниками.

— Теперь давай искать Максима, — сказала Никитина, завязывая первый пакет.

Мы снова начали бродить среди крестов и надгробий. Кто нам только не попадался — от Ивана до Арнольда, а вот Максима не было. Пришлось идти на другой конец кладбища.

Было пасмурно. Небо становилось все темнее и темнее, ветер усилился. Вдруг один из крестов упал прямо перед Машей. Мы остановились. Никитина растерянно посмотрела на меня.

— Давай поставим его обратно, — предложила я.

Маша взялась за верхушку, я за перекладину, и мы вернули крест в вертикальное положение. Но тот никак не желал стоять самостоятельно.

— Наверное, его надо как-то укрепить, — задумалась я.

— Может, кирпичами?

— А где ты их здесь возьмешь?

— Я видела, у ворот валялось несколько. Давай я сбегаю, — предложила Никитина и, не дожидаясь моего согласия, помчалась по дорожке.

Я осталась стоять в обнимку с крестом. На соседний памятник уселась ворона и с любопытством уставилась на меня.

«Только тебя и не хватало в этом приятном месте, — подумала я. — И чего это Машка так долго шляется?»

— Кар, — сказала ворона.

— Кыш! Пошла вон! Брысь! — замахала я одной рукой.

Ворона посмотрела на меня с возмущением, затем, хлопая крыльями и недовольно каркая, улетела. Оставшись в одиночестве, я начала разглядывать крест. Он был металлический, краска с него почти вся облупилась, и местами крест покрылся ржавчиной. Могильный холм зарос травой, репейником и лопухом. Видно было, что умершего никто не навещал. Я попыталась прочесть то, что некогда было написано на кресте. Разобрала только имя — Мария.

Машка вернулась с тремя кирпичами, и мы, кое-как укрепив крест, пошли дальше. Было слышно, как где-то каркает ворона.