Большая книга ужасов — 50

В кино и мультиках этот процесс выглядел легким. Берет Иван-царевич иголку в руки, не напрягаясь, перегибает тонкое стальное тельце, и – хрясь – все счастливы! Кощей счастлив тем, что так легко отделался, а то ведь его могли и на тысячу лет на цепь посадить. Иголке повезло, что ее только в одном месте сломали. А Иван-царевич счастлив тем, что приблизилась его свадьба с Василисой Премудрой, а следом за ней и все вытекающие из этого радости жизни.

Булавка ломаться отказывалась. Возможно, если бы на Анжи были железные рукавицы, она бы это сделала одной левой, но незащищенными пальцами сломать ее оказалось невозможно.

Анжи прошлась по квартире. Из дельных мыслей в голове крутилась одна – распилить кухонным ножом. Из не очень дельных – все остальное: стукнуть молотком, расколоть чашкой или спустить в унитаз. После долгого копания в ящике с инструментами на свет были извлечены пассатижи со специальными боковыми ложбинками, приспособленными для перекусывания проволоки.

Стоило Анжи вставить в ложбинку булавку, как затрезвонил телефон. Это было неожиданно. Вот так среди долгой умиротворяющей тишины, прерываемой только воплями ворон, вдруг услышать пронзительный сигнал телефона.

Булавка из ее дрогнувших рук, конечно, выпала, и искать ее под стульями, столами и в паласе было как-то несподручно. Да еще этот дурацкий телефон надрывался. Анжи плюнула и побежала в коридор. Не успела она поднести руку к трубке, как звонки прекратились.

– Очень интересно, – прошептала она, возвращаясь в комнату. За беготней она успела забыть, где конкретно стояла, с какой стороны стола. В сердцах она чуть не швырнула пассатижи во вновь разоравшихся птиц. Она даже сделала шаг к окну, но тут острая боль пронзила ее подошву.

Ну, конечно же! Что еще может сделать иголка, если ее бросить на пол? Воткнуться в пятку!

Анжи осторожно вынула застрявшую иголку, крепко взяла двумя пальцами и подняла пассатижи. Телефон предупреждающе звякнул.

– Перебьешься, – хмыкнула Анжи, кладя булавку в ложбинку.

Завопили, заволновались вороны.

Анжи зло усмехнулась. За все ее ночные страхи! За прерванное лето! За болезненный август! За Глеба!

Над головой что-то упало, пробежали быстрые шаги. И тут же дом сотрясся от странного грохота. Будто великан всем телом ударился о стену.

– Бейся, бейся, – прошептала Анжи и сжала пассатижи.

Воздух дрогнул от далекого хлопка. Даже сквозь закрытые окна Анжи почувствовала на своем лице порыв ветра. Ворон с дерева мгновенно сдуло. И стало тихо. Непривычно тихо. Не шумели машины, не кричали во дворе мальчишки, не подсвистывал сквозняк, не чирикали вездесущие воробьи.

Ничего и никого.

Зато Анжи стало невероятно легко и весело. Так весело, как ей последний раз было только в Спасском, до этого проклятого праздника Ивана Купалы. И спала она, как никогда до этого, – без сновидений, легко и свободно.

Но радовалась Анжи недолго. Уже утром к ее подъезду примчался Глеб. Был он бледен, на скуле расцветал синяк, словно писательский сынок несколько раз обнялся с асфальтом.

– Привет! – улыбнулся он острой злой улыбкой. – Как странно тебя видеть одну, без телохранителей.

Он раскрыл объятия, словно хотел прижать Анжи к себе, но она предусмотрительно отступила.

Секунду они смотрели друг на друга, и, видимо, Глеб, а точнее, тот, кто в нем сидел, прочел в ее глазах то, что там было написано крупными буквами: ОНА ВСЕ ЗНАЕТ!

– Все равно ты от меня не уйдешь! – прыгнул вперед Глеб, вернее, прыгнуло вперед то, что от него осталось, – высохшая озлобленная оболочка. – Мы повязаны! Твое тело станет моим!

– Сначала дотянись! – отбежала за скамейку Анжи. За ее спиной оказалась береза, длинные ветки легли ей на плечи.

– Ты коснулась разрыв-травы! Ты моя, – прорычал Глеб, вцепившись в спинку лавочки. Дальше он почему-то не шел.

– Уходи! – замахнулась Анжи. – Я буду кричать!

– С каждым днем у меня все больше и больше силы. Ты от меня не уйдешь. Все, кто знает мою тайну, умрут, не оставив потомства.

– Тогда тебе придется перебить половину человечества, – хихикнула Анжи, ей почему-то стало страшно весело. – Всех, кто читал Тургенева и кто бывал в усадьбе. Все научные сотрудники знают о тебе!

– С ними я разберусь потом. Ты – будешь первой!

Затрещало под пальцами дерево. Верхняя планка спинки сломалась в двух местах – там, где в нее вцепились руки. Анжи начала продираться сквозь кусты. На мгновение ей показалось, что под пальцами писательского сынка ломается ее шея.

– Кстати, Тургенев умер, не оставив наследников, – бросил Глеб ей в спину. – Не знаешь, почему?

Анжи не стала оборачиваться. Ей хотелось поскорее преодолеть опасный участок.

Она нырнула за угол и ахнула от неожиданности.

За углом был ее двор. На дворе стояла лавочка с ЦЕЛОЙ спинкой. А около лавочки стоял и улыбался Глеб.

– А еще я подумал, что надо себя немножечко развлечь, – Глеб лучился от удовольствия. Его холодные голубые глаза отливали металлическим блеском. – Ты сама прибежишь ко мне с просьбой о помощи.