Большая книга ужасов — 54

— Проход остался открыт, они зверствуют в городе.

— А знаешь, я так и думала, — ничуть не удивилась Зизи, — моего отсутствия никто не заметил, следовательно, то время, что я добиралась домой, здесь хозяйничал двойник. Если бы Проход закрылся, он бы тотчас рассыпался на месте. Я приеду, как только добуду денег на билет, скорее всего в четверг.

— Логинова, тебя сживут со света за самоволку. Крупные неприятности гарантированы.

— Барышева, ты перепутала масштаб. Крупные неприятности будут у тех, кто бездействует. А без меня вам не справиться. Передай привет Петьке. До встречи, подруга.

— До встречи.

Положив трубку на рычаг, я призадумалась. Логинова была права — масштаб переменился, и пришло время действовать, не оглядываясь на привычные условности. Недавно казавшаяся несбыточной идея съездить в Борисовку за дедушкиным архивом теперь выглядела совсем иначе. Если раньше я хотела узнать тайну амулета скорее из любопытства, то теперь, когда выяснилось, что Проход открыт, следовало разгадать ее во что бы то ни стало. Не знаю, насколько важными сведениями располагал мой прадедушка, но это был единственный шанс найти хотя бы маленькую зацепочку. Ехать одной мне не хотелось, и я решила взять в напарники Сережку. Его родители отправились в Белоруссию гулять на чьей — то свадьбе, и он коротал дни со старенькой бабушкой, от опеки которой было несложно избавиться. Я набрала номер Ивойлова…

Наутро, прикинувшись, будто идем в школу, мы с Сережкой отправились прямиком на вокзал. В электричке я задремала и едва не пропустила нужную станцию. Разбудил меня Сережка, громко расспрашивающий продавца о достоинствах гелевых ручек. Это была давняя слабость Ивойлова — он приобретал ненужную мелочовку везде, где бродили нагруженные баулами торговцы. Взглянув в окно, я увидела знакомые пригорки, и мы заторопились к выходу.

Дорога от станции к деревне оказалась ровной и накатанной. Мы шли бодрым шагом и минут за десять добрались до аккуратных построек. Пройдя по главной и единственной улице Борисовки, свернули к стоявшему на отшибе дому. Здесь снег никто не расчищал, и изрядно подтаявшие за время оттепели сугробы все еще доходили до колена. Мы не без труда раскопали калитку, открыли ее и продолжили нелегкий путь. Дважды я проваливалась в снег по пояс, едва не потеряла сапог, но все же первой достигла заветной цели. Ивойлов спокойно шел следом.

Дом был серым, подслеповатым и сонным — он явно не ждал гостей. С его крыши свешивались похожие на сталактиты сосульки, а крыльцо обледенело, превратившись в неровный, но очень скользкий каточек. Я извлекла из кармана ключ, он легко вошел в старый механизм замка и с мягким щелчком повернулся на два оборота. Объединив усилия, мы потянули отсыревшую, перекосившуюся дверь. Охнув, она распахнулась настежь, сбросив нас со скользкого крыльца. Поднявшись, мы вошли в дом. На улице припекало по — весеннему жаркое солнышко, а в помещении царила настоящая стужа, накопившаяся здесь за зиму.

— Мы погибнем от переохлаждения, — заявил Ивойлов, поднимаясь в мансарду, — надеюсь, хотя бы не напрасно.

Из комнатушки под крышей можно было выйти на чердак. Обклеенная зеленоватыми обоями дверца открылась с громким, похожим на стон скрипом. Все находившиеся на чердаке предметы имели неприятный серый оттенок — то ли от накопившейся за долгие годы пыли, то ли от тусклого освещения. Солнце едва-едва пробивалось сквозь донельзя заляпанное слуховое оконце. Осмотревшись, мы принялись за дело, перелопачивая груды накопившегося за несколько поколений хлама. В первом, лежавшем на самом виду чемодане обнаружились яркие тряпки — платье из плюша, тюлевая накидка с черными блестками, сломанный веер. Еще недавно такая находка могла бы стать настоящей сенсацией, но теперь было не до бабушкиных нарядов. Под платьями лежали стянутые бельевой веревкой стопки писем. Я наугад вытянула одно, датированное 1966 годом, с незнакомым мне адресом и именем на конверте. Наверное, мама была права, когда говорила, что мне надо больше интересоваться семейной историей.

— Виктория, что нового?

— Ничего. А у тебя?

— Полтора метра «Здоровья».

— Что?!

— Журнал такой есть, называется «Здоровье». В этом углу слой печатной продукции приближается к двухметровой отметке.

Сережка замолчал, и я услышала стук передвигаемой мебели. Мы трудились, как рабы на плантации, но, увы, совершенно безрезультатно. Взглянув на часы, я удивилась, они показывали без четверти два. Пора было подумывать о возвращении.

— Сережка, что будем делать?

— Ты представляешь, как выглядит этот чемодан?

— Нет. Наверное, как все старые чемоданы.

— А если это сундук, баул, тумбочка с полками?