Большая книга ужасов — 56

Семеныч не удивился. Легбу он обтер передником и поставил на витрину, а куколок стал укладывать в случайную коробку, вытряхнув из нее пригоршню завалявшегося новогоднего конфетти.

– А не боишься отдавать себя в чужие руки? – спросил он, легонько щелкнув мою куколку.

Я потер ушибленный нос и ответил:

– Кто, я?

У магазина трещали мотоциклами знакомые байкеры. Один сказал:

– Нехорошо получается, пацан. Я перебрал мотор, как ты говорил. Колечко стояло правильно. Получается, ты снял меня с развоза и заработал мои деньги. Да еще я ковырялся полдня как дурак.

То, что он говорил, могло быть правдой – тогда, значит, надо мной подшутил Легба. Но валить вину на божка было глупо.

– Я дал совет, ты мог не слушать, – ответил я и хотел идти.

Старогородский заступил мне дорогу.

– Нехорошо, пацан, – повторил он, крутя рукоятку газа.

Я стоял молча. Мотоцикл ревел. Сидя в седле, старогородский был со мной одного роста. Одно к одному, подумал я. Интересно, побьет он меня, потребует денег или и то и другое?

И вдруг родной, такой знакомый голос раздался над нашими головами:

– Стыдно, молодой человек! Такой большой, а с мальчиком связался!

Бабуля была точь-в-точь такая, какой я ее слепил: в своей северной шубе с капюшоном, которая вообще-то называется «кухлянка», в расшитых бисером меховых сапожках-торбасах и даже в оленьих рукавицах. Зачем она так вырядилась?

– Я че? Я ниче, – попятился от меня старогородский.

Не взглянув на него, бабуля протопала к магазинчику. Семеныч заперся и глядел из-за двери, расплющив нос о стекло.

– Открывайте лучше по-хорошему! – крикнула бабуля. – Некогда мне с вами возиться, у меня тесто поставлено!

Семеныч за стеклом шевелил губами. Бабуля послушала, кивая и вроде соглашаясь, а потом в руках у нее появился бубен, обтянутый пересохшей желтой кожей. Семеныч отвернулся и закрыл голову руками.

Бу-у-у – ни на что не похожий низкий звук пролетел над улицей. От него заныли зубы и взвыли собаки во дворах и квартирах. Магазинчик словно взорвался изнутри! Тысячи осколков осыпали бабулю, а она, невозмутимо выстояв под их звенящим ливнем, шагнула через разбитую витрину.

– Во влипли! – охнул старогородский. – Пацан, ты забудь, что я говорил. Это прикол такой, понимаешь? Над новенькими всегда прикалываются. А про колечко ты правильно сказал.

– Знаю, – кивнул я.

– Так ты приходи. Мы с Коляном здесь каждый день в три часа встреча… – Старогородский с сомнением посмотрел на разгромленный магазинчик и закончил: —…лись. Он Колян, я Колька, чтоб не путать. Приходи! Если у тебя еще нет мопеда, соберем.

– Я подумаю, но вряд ли, – честно сказал я. Мечта стала неинтересной, как обрывок старой газеты.

В глубине магазинчика шел настоящий бой. Метались бесшумные молнии, как будто десяток фотографов сверкал во все стороны вспышками, и время от времени слышались раскаты бубна. Что-то взорвалось, зазвенели осколки, и бабуля победно выкрикнула:

– Ребенка грабить?! Да я тебя голым в Африку пущу к твоему Легбе!

– Так мы поедем? – спросил Колька.

Я пожал плечами:

– Езжайте. Разве вас кто-то держит?

– Ну, счастливо тебе, Паша. – Колька потряс мне руку. Оказывается, он знал, как меня зовут.

Старогородские укатили, и сразу же, как будто дожидались этого, из магазинчика вышли бабуля и Семеныч. Старый маг, выворачивая шею, рассматривал на пиджаке здоровенную дыру с еще дымящимися краями. Бабуля, вспотевшая в своей шубе, утиралась платком. Они выглядели не как смертельные враги, а скорее как спортсмены после схватки.

– А то моду взял детей грабить! – еще кипела бабуля.

– Откуда мне было знать, что он ваш? – буркнул Семеныч.

– А если бы и не мой! Разве чужого не жалко?!

Пряча глаза, Семеныч сунул мне в руку пробирку с розовой жидкостью:

– Пей. Это…

– То, что кое-кто украл! – рубанула бабуля, глядя на Семеныча.

– Что вы на меня так смотрите! Не я, а Легба!

– Ах, Легба виноват! Вы б еще на Чебурашку свалили!

Пока они препирались, я стал пить из пробирки. На вид там было полглоточка, но розовая жидкость все текла и текла, как из крана. Я пил, обливаясь и фыркая, и думал, что ни разу в жизни по-настоящему не видел рассвета и не ходил босиком по росе.