Большая книга ужасов 63 (сборник)

Мысли все угасли, угасла и надежда, и только одно маячило в памяти: тот страшный костер на мостовой, в котором сгорела машина, – и человек, которого убили они с Данилой.

Она догадывалась: все вот это – то, что происходит с ней, то, что происходит с миром, – случилось потому, что однажды они подрались с Данилой на улице.

Подрались как дураки!

И кто-то из-за этого погиб…

Неизвестно, кто он был и чем занимался, однако почему-то именно из-за его гибели на человечество обрушилось страшное, убийственное будущее, в котором людям отведена роль загнанных, нечастных жертв.

Птицеглавые, нелюди, чудовищные монстры, кровожадные деревья, одичавшие, возненавидевшие человека животные – сейчас они объединились, слились в Биоме, которой невозможно противостоять.

Теперь она проглотит и Лёльку, и та ничего не успеет исправить.

Не успеет загладить свою вину. Не успеет совершить тот подвиг, о котором говорил Данила…

– Какой подвиг?! – в отчаянии прошептала Лёлька пересохшими губами. – Что я сейчас могу сделать?!

Показалось, будто дальнее эхо отозвалось ее шепоту. Прислушалась – и поняла, что ошиблась.

То было не эхо.

То было надсадное дыхание Биомы, навалившейся на дом, где скрывалась Лёлька. Дыхание Биомы, пожирающей этот дом своим тысячегорлым, тысячелапым телом…

Бежать? Куда?!

Спасаться? Где?! Как?!

Или она должна ждать? Может быть, ей откроется какая-то тайна Биомы?

Но как она сможет передать ее другим, если погибнет?!

А может быть, подвиг, о котором говорил Данила, состоит именно в том, чтобы принести себя в жертву Биоме? Молча, с достоинством, не плача, не крича, не моля о пощаде?

И тогда этот ужасный сон прекратится? Кошмар рассеется? Все станет так, как было раньше? Природа и мир, возненавидевшие человека, успокоятся?

Вопрос – окажется ли в этом успокоившемся мире она сама, Лёлька, Оля Ковалева?..

Может быть, да.

Может быть, нет.

Ноубоди знает!

Она не могла толком думать. Ужас пожирал все мысли.

Она не могла шевельнуться. Ужас парализовал тело.

Дом дрожал, качался. Трещали, сопротивляясь, бревна. Шуршала пакля в пазах. Истошно скрипели доски. Ходуном ходили ступени, как будто по ним поднимался великан.

А Лёлька все сидела в своем углу недвижимо, прижимая к себе теплого сопящего котенка, глядя в темное небо, где вдруг проглянула одинокая звезда – словно дружеское око, полное слез.

Но тотчас стекла жалобно задребезжали, и Лёлька увидела, что по ним медленно, но неостановимо расползаются черные щупальца Биомы.

А звезда все играла в вышине, мерцала, сияла, и Лёлька ловила ее светлый взор до самой последней минуты, пока все окно не затекло чернотой и в комнату не ввалилась Биома.

Но в этот последний миг, пока Лёлька еще чувствовала себя человеком, она вдруг все поняла! Поняла, что у людей есть оружие против нового и страшного врага! И она зарыдала, потому что рассказать об этом людям у нее уже не было шанса…

Ведь она сама теперь стала Биомой!

* * *

Следуя прихоти воздушных течений, ветролов то взмывал в небеса, то плавно уходил к земле. Иногда где-нибудь на опушке можно было разглядеть лису, которая поглощала добычу, приняв небрежный вид, будто ее ничто не интересовало. Возможно, она не питала злости к своей жертве… Видно было и волков, которые мирно дремали на солнцепеке, прикрыв свои всевидящие глаза.

Ветролов миновал небольшую гранитную гряду, окаймленную вечнозеленой бахромой.

В вышине мерно кружили ястребы. Очевидно, прохладные леса отражали жар, который поднимался над камнями, раскаленными солнцем, и ястребы с наслаждением парили в потоках воздуха.

Плечи Эльфа, ведущего ветролов, напряглись.

– Не видят они нас, что ли? – проворчал он. – Почему не нападают? Что за тишина, что за покой, не пойму! Ни птицеглавых, ни других нелюдей почему-то не видно. Затаились? Выжидают?..

Данила не ответил.

Он молчал весь вечер и всю ночь – с тех пор, как вернулся орел-наблюдатель, сопровождавший ветролов Хедли.

Ветролов, на которым улетела Лёлька…

В форте могли видеть происходящее с помощью орла-наблюдателя.

Видели разлив странного серебристого и в то же время многоцветного озера.

Видели вспучившийся шар. Видели, как Лёлька выстрелила в него – и что из этого вышло.

Видели гибель Хедли. Видели прыжок Лёльки из ветролова.

Больше не видели ничего. Для орла исчезновение из поля его зрения ветролова, который он сопровождал, было сигналом к немедленному возвращению в форт.

Когда стало ясно, что орел повернул назад, Данила только раз глянул на Эльфа – и отвернулся.

Тот не оправдывался.

Что проку? Он и сам понимал, что послал Лёльку на смерть.

Надо было отправить с Хедли кого-то поопытней, чем девчонка, только что попавшая в форт.

Но Эльф отправил ее.

Данила понимал: для Эльфа не имело никакого значения, что Лёлька – всего лишь девчонка!

Петля была миром жестоким и беспощадным – это Данила уже успел усвоить. Разницы между взрослыми и подростками почти не делали. Дети здесь мужали очень быстро. Они были практически постоянно предоставлены самим себе, а потому рано начинали жить той же полной опасностей жизнью, какой жили взрослые.