Остановились у начала коридора, ведущего в цех обжига. Из него ощутимо пыхало жаром и тянуло дымком. Крупные снежинки, облепившие их на пути к комбинату, мгновенно растаяли, одежда тут же промокла, и от нее как в бане пошел пар. Женьке вдруг показалось, что она задыхается; она резко рванула шарф, разматывая его, расстегнула куртку… И почувствовала, как противный холодный пот все так же струится по позвоночнику. А из цеха обжига через коридор послышались приглушенные голоса.
– Вы это… может, без меня сходите? – предложила она и не узнала своего голоса.
– Мелкая, ты че? Без тебя там будет пустой цех, – напомнил Лешка и пояснил Ане: – Она у нас избранная, как Нео! Без нее мы не видим никаких жрецов.
– Женька, не бойся. Там, конечно, есть огонь, но ведь он же в печи! Не будут они тебя хватать и, как Баба-яга Иванушку, в печь толкать. Им идола своего обжигать нужно. И вообще, мы же только одним глазком, только Журбе показать – и тут же обратно, – попытался успокоить ее Сашка. – Да и…
Женька, видевшая,
– …да и время жертв еще не подошло…
– Все нормально. – Женька наконец взяла себя в руки. – Вперед! – И шагнула вперед.
Дверь в цех оказалась прикрытой, Женька уверенно толкнула ее и снова первая заглянула внутрь.
В цеху все было точно так же, как во все предыдущие разы: тот же оранжевый свет, те же тени и голоса. Прерванный дверью, налево, к другому концу печки, тянулся ряд стеллажей. Женька привычно нырнула в узкий проход между ним и стеной.
– Anna olla syntynyt, jokka taytyy-у! – разнеслось под сводами цеха и, отражаясь от стен, загремело сразу со всех сторон: – Pitais-s-si… Pitais-s-si… Pitais-s-si!..
Утроенный эхом, голос звучал настолько жутко, что хотелось немедленно развернуться и бежать, бежать без оглядки. Усилием воли, повторяя: «Еще рано для жертв, еще никто никого не собирается убивать…» – Женька заставила себя дойти до стеллажа, который она повалила еще в позапрошлый раз.
Женька резко обернулась… Рядом с ней стояли все: и Аня, и мальчишки. И большими глазами смотрели вперед, туда, где совершали свой ритуал призраки-жрецы. Они видели и слышали то же, что она! И эта Аня-Ленор тоже все видела и слышала!
– Видишь? – на всякий случай шепнула Женька.
Та кивнула. А она вдруг обратила внимание на необожженную продукцию комбината на следующем стеллаже: на серые изуродованные чайники, которые оплыли за лето под капелью с потолка, на расплющенные ручки, кривые покореженные носики, уткнувшиеся в пол. Женька непроизвольно передернула плечами: общее чувство от увиденного было таким неприятным…
– Уходим.
– Стой! – поймала ее за руку Журба. – Как уходим? Давай еще немного понаблюдаем! Подойдем поближе.
«Нормальная девчонка уже давно должна была онеметь от ужаса и удрать!» – подумала Женька, а вслух сказала:
– Ты не в цирке. Уходим.
Но Аня ее не послушалась: обошла как столб и направилась вперед, прямо к жрецам. Женька дернулась было следом, чтобы остановить, но вовремя спохватилась: без нее ведь новенькая все равно ничего не увидит.
– Куда она? – шепнул Сашка, которому, как и Лешке, не был слышен их тихий разговор.
– Ну ее на фиг, – отмахнулась Женька. – Пошли домой. Сейчас для нее видение пропадет – пусть побродит ночью одна по пустому цеху. Надоест – сама вернется. – И она решительно направилась в сторону коридора, идущего из цеха обжига.
– Женька! – ухватил ее за рукав Лешка и трясущейся рукой указал куда-то ей за спину. – Смотри!..
Она обернулась. Аня по-прежнему шла в сторону жрецов. Но как-то… не так. Не так, как обычно ходят люди. Она шла как тот мальчик в синей курточке и шапочке с помпоном…
– Ее жрецы приманивают! Она их жертва!!!
– Стой! – кинулся следом за Аней Сашка. – Стой!
Забыв о предосторожностях, он выскочил из-за стеллажей, пробежал, оскальзываясь на глине, залившей пол, несколько метров и… встал как вкопанный, растерянно озираясь по сторонам. Он не видел больше ни Ани, ни Рыжовых, ни тем более жрецов.
– Стойте оба! – Женьке ничего не оставалось, как рвануться вперед, тоже поскальзываясь на глине… – Уходи! – шепнула она Сашке, поравнявшись с ним.
Аню же догнала уже почти у самого конца печи, когда ноги проваливались в глину почти по щиколотку, схватила ее за руку.
– Tuule meille, oh Murtinati, tuullut uytse, siirry tuleen! – воззвала верховная жрица.
Жрецы снова стояли вокруг глиняного изваяния, которое вовсе не было таким большим, как показалось им в первый раз. В печи – совсем не такой, какая она бывала днем, – полыхало пламя.
Женька с Аней кинулись прочь, тут же натолкнулись на Сашку с Лешкой и…
– Muukallaa… ne… ne…
От этого голоса они все вчетвером почему-то замерли, встали как вкопанные и обернулись.