Большая книга ужасов — 75

Зимний ветер злорадно съездил по лицу колючей снежной метлой. Варя сгорбилась, спрятала нос под вязаным шарфом. Навстречу ей двигались такие же согнутые ветром, запеленатые в зимние одежды мумии. Метель стучалась в стекла, громыхала свесами, завывала в водостоках. Казалось, холод вечен, как вечны острый пронзающий ветер, сугробы вместо травы и черные каркасы деревьев.

В «Бородинском», у лотка с овощами и фруктами, пахло погребом. Снулый охранник мазнул по девочке равнодушным взглядом и принялся обкусывать ноготь на большом пальце. Варя сложила в корзину заветный лимон, яблоко и пару бананов. Прошлась по отделам, прикидывая, чего нет в холодильнике. Молоко, упаковка йогурта, пачка овсяной каши с фруктами и орехами, пачка сосисок, макароны, буханка черного хлеба; корзинка становилась все тяжелее.

В короткой очереди у кассы Варя заглянула в кошелек. В отделе для купюр сиротливо лежали две сотенные бумажки. Еще в кармашке для мелочи набралось монет почти на пятьдесят рублей. Варя закусила губу, раскачиваясь с пятки на носок. Мужчина перед ней расплатился и вышел, унося два огромных пакета. Кассирша со скучающим видом посмотрела на Варю.

— Подходите, пожалуйста, не задерживайте очередь, — раздался недовольный женский голос за спиной.

Варя кивнула, круто развернулась и вновь пошла по отделам, выкладывая продукты обратно на полки. Когда она вернулась, в корзине лежало пять упаковок быстрой лапши, полбулки хлеба и… лимон. Когда мама вернется, она захочет чая с лимоном. Когда мама вернется, все будет как прежде.

* * *

Двор манил, как манит в детстве все страшное и опасное. Проверить границы дозволенного, преодолеть себя. Сходить на соседнюю улицу, где могут поколотить мальчишки-хулиганы, сделать сальто в сугроб с крыши гаража, пробежать по кирпичной стене недостроенного дома, залезть в городской коллектор, кинуть освежитель воздуха в костер, сделать солнышко на качелях — мальчишеские развлечения, нечуждые и девочкам. Опыт, пришедший через страх, пропитанный тайной и сладковатой жутью, — самый ценный. Память бережно хранит его как драгоценность. Все, что будет дальше, отталкивается именно от первого страха, низвергнутого всепобеждающим детским бесстрашием.

Ведь это понарошку, не взаправду, и на самом деле ничего плохого случиться не может. Так думала Варя, и Двор в круговерти вечного снегопада молчаливо с ней соглашался. Там странно, там жутко — но я хочу туда снова. Так думала Варя по дороге из школы домой, и шумная улица гудела, подтверждая, что было бы неплохо вновь окунуться в тишину заоконного мира. Вот бы рассказать кому-нибудь, сводить туда Аню или маму. Маму было бы здорово. Так думала Варя в троллейбусе, возвращаясь с тренировки по скалолазанию, но скользящие по проводам металлические рога громко клацали, говоря: рано, рано еще, им еще рано!

Конечно, Варя вернулась туда. В Национальной библиотеке завертелась карусель предновогодних мероприятий, и мама приходила поздно. Усталая, готовила нехитрый ужин, принимала душ и падала на диван перед телевизором. Одним ухом слушая канал «Культура», а другим Варю, мама быстро начинала клевать носом, а вскоре и вовсе засыпала. Варя укрывала ее одеялом, заботливо подтыкая каждый уголок — почему-то это казалось особенно важным, — выключала телевизор и шла в свою комнату. У нее был свой телевизор — рябое от снежных помех окно, за которым раскинулся Двор.